— Зина! Побудь одна: мне с товарищем ненадолго в подсобку пройти надо.
— У вас одна дочь, Ирина Матвеевна? — задал капитан продавщице вопрос, когда они сели в конторке у небольшого письменного стола.
— Одна, — ответила собеседница.
— И вы ее, конечно, очень любите? — продолжил Стрекалов.
— Свой ребенок, кого же мне еще любить?! — с недоумением посмотрела продавщица на капитана.
— Обманываете! — огорошил Злотову капитан. — Какая любящая мать будет спокойно работать несколько дней, не зная толком, где ее дочь? Да еще после таких событий… Любая женщина на вашем месте давно бы подняла на ноги всех соседей и милицию, а вы… — помедлил капитан, — спокойно ходите на работу и молчите, делая вид, что у вас в семье все в порядке. Знаете, я буду вынужден вас задержать и допросить как следует, — предупредил капитан.
— За что меня задерживать? — испуганно спросила Ирина Матвеевна.
— За что? Я подозреваю, что с вашей дочерью случилось что-то нехорошее, а вы намеренно скрываете это.
— Да вы что?! — охнула продавщица. — Я же мать! — заплакала Ирина Матвеевна.
— Плакать не надо, — поморщился капитан, — я вас ничем не обидел. Единственное, что я хочу узнать: где Нина?
— Зачем она вам вообще понадобилась? — утирая слезы, спросила продавщица. — В чем вы ее подозреваете?
— Абсолютно ни в чем! — искренне заверил капитан собеседницу. — Но мне с ней надо обязательно поговорить. Она единственный человек, который может нам многое рассказать о жизни Шарфиной и помочь найти преступников.
— Вот этого мы с ней и боимся! — призналась Ирина Матвеевна.
— Чего вы боитесь? — не понял Стрекалов.
— Найдете вы грабителей, потом на суде заставите ее выступить свидетельницей. А тогда что? Ходи и жди, пока тебе кто-нибудь в толпе нож в бок сунет?
— Но ведь она не присутствовала при ограблении! — возразил капитан. — О чем ей свидетельствовать? «А вообще-то еще неизвестно: запасные ключи были только у нее», — смущенно подумал он.
— Все равно, — упорствовала мать Нины. — Назовет вам знакомых Шарфиной, которые у нее часто бывали, а они вдруг окажутся виноваты… Вот тебе и свидетельница!
— Хорошо, — встал капитан со стула. — Я вам обещаю, что в любом случае она не будет свидетельницей. А сейчас мне надо с ней поговорить. Все равно мы ее рано или поздно найдем, — продолжил Стрекалов. — Только тогда уже будем с ней разговаривать как с подозреваемой.
— В чем ее подозревать? — в очередной раз испугалась Ирина Матвеевна. Немного поколебавшись, спросила: — Вы с машиной?
— Да, — кивнул Григорий Петрович. — Недалеко от вашего магазина стоит.
— Ну, идемте, — решилась продавщица. — Я с вами проеду, покажу, где она спряталась. Она у моей двоюродной сестры живет. Идите, я сейчас подойду, только напарницу предупрежу.
— Вы скажите адрес, я сам проеду, — предложил капитан.
— Она не откроет никому, кроме меня, — ответила Ирина Матвеевна, распахивая дверь подсобки.
* * *
Капитан Стрекалов уже открыл дверцу машины, собираясь подождать Злотову за рулем, но внезапно раздумал. Внимание его привлекла светлая «волга», стоявшая неподалеку, в салоне которой со скучающим видом сидели двое молодых мужчин. Григорий Петрович вспомнил, что эта «волга» все время держалась сзади, пока он ехал в книжный магазин, а теперь ее пассажиры явно дожидаются его. «Значит, они меня пасли от самого райотдела! — с досадой подумал он. — А теперь им интересно, куда я дальше поеду». Вынув из кармана пиджака блокнотик, капитан демонстративно записал номер «волги» и, подойдя к открытому окну передней дверцы, сдержанным тоном сообщил ее пассажирам:
— Если вы сейчас поедете следом за мной, гарантирую крупные неприятности. Лучше будет, если вы уедете отсюда первыми.
Сказал это, даже не нагибаясь к открытому окну, и зашагал обратно к своим служебным «жигулям». Сев за руль, с удовлетворением увидел, как мимо на малой скорости проехала светлая «волга» с неизвестными преследователями и вскоре растворилась в транспортном потоке улицы.
…Разговор с Ниной Злотовой поначалу не вязался: смущенная неожиданным приходом капитана, девушка была скована, на вопросы Стрекалова отвечала скупо и неохотно. Но постепенно разговорилась, интонация утратила холодок отчужденности, а во взгляде перестала сквозить настороженность.
