— Разойдитесь.
— Доктор Ллевелин, — к ней подошла доктор Бэзил. — У нее внутреннее кровоизлияние, давление по-прежнему падает. Первая отрицательная уже здесь.
Кара Ллевелин склонилась над измятым, израненным телом, двадцатидвухлетней Кавы Эржабетт. Она уже не слышала, что говорит доктор Бэзил. Она не слышала ни гула голосов других врачей, не слышала писка аппаратов, к которым присоединили тело Кавы, — она чувствовала лишь одно единственное — упоенную радость.
В ее мир вторглись запахи крови, запахи победы. Вот оно, это желанное сердце. Перед ней. В этой бездыханной груди, остается лишь отнять его, вырвать, и подарить Грации.
— Доктор Ллевелин!
— ДОКТОР ЛЛЕВЕЛИН!
Это сердце — спасение ее дочери.
Каве Эржабетт оно уже не нужно, — даже если девушка выживет, она на всю жизнь останется калекой. Каждая клеточка тела, каждый кусочек кожи, каждая кость будет проткнута специальными спицами, которые, скрепят ее тело, словно кукольное. Кава не будет человеком. Она станет куклой. Но эта девушка может послужить на благо Грации. Каве это сердце уже не понадобится, а ее дочери, ее нежной златовласке, сердце нужнее.
Утро для доктора Ллевелин началось как обычно: она встала в половине шестого утра, сделала себе чашечку кофе, и погрузилась в задумчивость. Дом был тих; по стенам ползали загадочные тени, за окном слышались шумы проезжающих машин, на окна ее коттеджа обрушивались яростные порывы осеннего ветра.
Она была одна. В этом доме, во всем мире.
Ее дочь Грация, эта добрая, милая девочка, сейчас лежит в одинокой палате, в ожидании сердца. В ожидании подарка от Бога.
Это сердце нужно ей.
Кара Ллевелин наклонилась вперед, где сквозь сумрак она могла разглядеть лоснящуюся поверхность стола, и лежащую на ней папку с записями. Записи из медицинской карты новой работницы их муниципальной больницы, студентки Кавы Эржабетт.
В ее медицинской карте было сказано, что Кава является донором органов. Девушка совершенно здорова, у нее в хорошем состоянии печень, мозг, легкие, кишечник. Кава здорова. Это значит, она может помочь Грации.
Кава может помочь Грации так, как сама Кара не смогла.
Ветер за окном усилился, дождь изо всех сил забарабанил по стеклу.
Он шептал: «Остановись, Кара Ллевелин. Остановись, не делай ошибки. Не отбирай человеческую жизнь. Не похищай ее».
Но Кара заглушила все голоса. Она знала: этот шанс — один на миллион, и она воспользуется им.
Дождь швырял опавшие листья во все стороны, когда доктор Ллевелин вышла из дома, и быстрым шагом направилась к своему неприметному мерседесу. Ее руки тряслись, как, впрочем, и колени. Она запрыгнула на водительское сидение, и несколько раз глубоко вздохнула. Она должна набраться храбрости и сделать это. Она — мать. Любая мать поступила бы так же. Она должна спасти Грацию. Любыми способами. Не важно как, но это сердце, которое сейчас находится в груди Кавы Эржабетт, достанется ее дочери.
Кара Ллевелин завела мотор, и выехала с подъездной дорожки дома. На лобовое стекло приклеился ярко-красный мокрый от дождя листочек. Кара убрала его стеклоочистителем. Каву Эржабетт она уберет точно так же. Без особого труда. Как этот осенний листочек, которому суждено было упасть и коснуться земли.
Женщина вырулила на дорогу; позади ее машины, она увидела, как сильный порыв ветра перевернул мусорный бак, куда сразу же набежали мокрые, грязные дворняги, в поисках съедобной пищи. Кава равнодушно бросила на них взгляд, и вернулась к размышлениям о Каве Эржабетт. Сейчас, в эту секунду она мчится на работу, на своем дряхлом, подержанном велосипеде. Сквозь дождь она даже не поймет, что с ней случилось. Она не разберет лица человека, который сбил ее на неприметном седане.
Дело не в Каве. Если бы на ее месте был кто-то другой…
Но Кава — донор органов. Она должна была предвидеть такой исход событий. Доктор Ллевелин не виновата, что все происходит вот так.
Это высшие силы, заставляют ее идти на этот отчаянный шаг.
Как я и ожидала, дверь в церкви, в которой я очутилась — была заперта. Я много читала историй, и видела много фильмов. Я знаю, что со мной.
