— Представь, — сказал Ганс Сергею, — что когда-нибудь будет открыто такое вещество, которое действует на процесс генетического программирования. Тогда можно будет незаметно вводить его разным ответственным людям, на которых нужно повлиять, и изменять их личность! Делать их, скажем, более чувствительными к определенным внешним воздействиям, более сговорчивыми… Можно, например, подмешать такое вещество к напиткам на приеме в Кремле, где присутствуют руководители СМИ или какой-либо мафии. Можно его подмешать и самому Ельцину! Тогда можно будет поставить премьер-министром кого захочешь!
— Ладно, выпьем за здоровье Владимира Владимировича! — сказал Сергей, поднимая бокал с пивом.
— За Владимира Владимировича! — поддержал Ганс, опустошая бокал.
— А кто такой этот Владимир Владимирович! — спросил я.
— Увидите. Через несколько лет он станет Государем Всея Руси!
Сергей Комаров и Ганс Л. начинали меня беспокоить. Эта парочка явно слишком много знала. А что они могли выведать о моих секретных опытах? Что тета-ритм — это нечто очень важное? Для этого Ганс и наладил систему регистрации у человека? Единственное, в чем я был абсолютно уверен, так это в том, что он не подозревал о существовании GB169. Почти невероятно, чтобы аналогичное вещество было синтезировано и в России. Да даже если бы так и случилось, как бы они могли связать молекулу, влияющую на тета-ритм, с генетическим программированием?
Наступила долгая пауза, во время которой было «пропущено» еще несколько бокалов пива.
— Я не верю, что такая загадочная молекула существует, — сказал я. — Даже если бы она существовала — ведь нужно еще, чтобы и моя теория оказалась справедливой!
В столовой становилось шумно, от соседних столиков доносилось пение слушателей Академии…
Я поразился яркости моих воспоминаний. Здесь, в Монтегротто, в постели, закрыв глаза, я ясно видел за столиком справа от себя — Сергея, напротив — Ганса Л., а слева — одного австралийского коллегу, который только что подсел к нам с гигантской кружкой пива. Будучи полупьян, он ничего не понимал из нашего разговора и только бормотал, икая: «Владимир Вла… ди… ми… ро… вич, Вла… ди… мир… Влади… ми… ро… вич…» Я также ясно видел официанток, которые разносили пиво. Все как на подбор — крупные элегантные блондинки в одинаковых брючных костюмах.
— Они финки, — сказал Сергей. — Конгресс организован финнами, вот почему не все идет гладко…
Но я-то хорошо знал, что он заблуждается и что часть средств, выделенных Международным комитетом, отмывается именно русской мафией[46].
Я поднялся из-за стола, дав Сергею и Гансу возможность продолжить беседу уже на русском языке; завтра нам предстояло снова встретиться. Полюбовался Петропавловской крепостью на фоне закатного солнца и долго бродил по берегам Невы. Потом присел на скамью и глазел на прохожих. Молодые петербурженки были высокими и по большей части хорошенькими. Их очень короткие юбки выставляли напоказ ножки — на удивленье стройные и крепкие — думаю, оттого, что им приходится часами ходить в «дубовой» обуви на высоких каблуках, так как автобусы здесь ходят редко.
«Наверное, такие же ножки и у Муранеллы; эх, только бы она сняла эти проклятые джинсы!» — размечтался я, постепенно выходя из своих русских воспоминаний и возвращаясь к загадке вапоретто. Загадке, которую мне предстояло разгадать уже сегодня!
Прежде всего, есть ли смысл прямо сейчас отправляться в Венецию? Солнце уже поднялось и жарит там сильнее, чем здесь, где еще стоит туман. Зачем ехать в Венецию? Есть ли шанс снова встретить Муранеллу? Если она, скажем, работает дизайнером на стекольной фабрике в Мурано, разрабатывая новые модели люстр, то она должна уходить каждый рабочий день в одно и то же время. Между шестнадцатью и семнадцатью часами есть два рейса вапоретто. Шанс, что я ее встречу, составляет пятьдесят процентов. Ну, уж если я встречу Муранеллу на этот раз, то попытаюсь с ней заговорить или передам ей записку, чтобы наконец получить объяснение ее двух загадочных появлений. Ну что же, значит, надо ехать в Венецию.
Это уже третья моя поездка на сорок первом. Я пытаюсь предугадать нашу встречу. На месте «Федроса» теперь стоял греческий паром «Афродита». «Явно хорошая примета», — подумал я. На остановке «Сант-Эуфемиа», возле Джудекки, я обратил внимание на то, что аптека, расположенная за причалом, по-прежнему закрыта, а два ее круглых окна смотрят на меня, будто два открытых глаза. Мне показалось, что за окнами промелькнуло лицо Муранеллы. Но может, это были просто блики от воды в канале, которую утюжили своими брюхами морские буксиры, похожие на толстых черных китов?
