Салли, новая кедлстонская посудомойка, похоже, родилась под счастливой звездой. Все знали, что она доступная женщина, которую и в трактир-то не следовало нанимать. И вдруг она стала любимицей хозяйки Кедлстона и достигла невиданных высот – ее взяли служанкой на господскую кухню.
Салли поручали самую черную и неприятную работу, но она, к немалому раздражению других слуг, выполняла ее добросовестно и никогда не жаловалась. Никто не осмеливался поднять на Салли руку, поскольку жестокое обращение с низшими по положению слугами каралось расчетом. Однако всех ужасно злило, что она не дает повода даже прикрикнуть на нее.
Кое-кто из слуг-мужчин пытался прижать Салли в темном уголке. Завсегдатаи трактира говорили, что она всегда безропотно на все соглашалась, не требуя больше того, что ей давали за услуги.
Уильям Стаббс не спускал с Салли глаз. Вряд ли она когда-нибудь снова станет хорошенькой или формы ее округлятся, но ему было приятно видеть девушку чистенькой, опрятной и прилично одетой. При встрече с ним она всегда опускала глаза и делала ему реверансы, словно он был сам король Англии. Уилл, немало позабавленный робостью Салли, думал, что он, как камердинер хозяина, и есть для посудомойки кто-то вроде короля.
После того как Найджел ушел, Уилл остаток дня провел в деревне, готовя трактир и гостиницу к открытию. Теперь это его собственный трактир, и Уилла ожидает новая жизнь, о которой он и мечтать не смел три года назад. Но мысль о судьбе Найджела не давала ему покоя. В свое время Уиллу было ровным счетом наплевать на запуганного, робкого молодого джентльмена, которого сковали вместе с ним и втолкнули в трюм корабля, направлявшегося в Америку. Уилл с первого взгляда возненавидел Найджела лютой ненавистью и развлекал себя и других каторжников тем, что придумывал все новые способы побольнее задеть своего врага и наконец чуть не прикончил его в драке. Но, сам того не подозревая, Уилл получил очень важный урок. Он понял, что значит истинное достоинство, внутренняя сила, бесстрашие и презрение к насилию. Уилл проникся невольным восхищением к своему бывшему врагу. И, полюбив его как брата, он в глубине души не переставал тревожиться за него.
Уилла беспокоило то, что панцирь, защищавший от всех душу Найджела, дал первую трещину. Уильям боялся, что если он раскрошится (не под воздействием грубой силы, но от силы не менее могущественной), то и сам человек будет сломлен. Внутренняя стойкость тоже имеет свои пределы.
Но Найджелу нельзя помочь, если он сам того не захочет. «Да, – подумал Уилл, – мой хозяин – самый упрямый сукин сын, какого свет видел. Если расплющить его в лепешку, вряд ли этим поможешь делу. Он просто рассмеется и еще глубже уйдет в себя».
Но кроме Найджела, есть еще один человек, которому можно и нужно помочь. Возвращаясь под вечер домой, Уилл заметил Сал, которая шла к конюшням с ведром в руке. Он ускорил шаг, чтобы взять у нее ведро, но тут один из конюших, сутулый прыщавый юнец, выскочил из темного угла, выхватил ведро у девушки, поставил его на землю и, притиснув Салли к стене сарая, навалился на нее и впился жадным ртом. Уильям не успел и глазом моргнуть. Сал издала приглушенный возглас и отчаянно замолотила кулачками по спине мальчишки, но тот поймал ее руки.
Уильям размашистым шагом приблизился к ним, схватил конюшего за шкирку и за штаны, оттащил его от Сал и поставил перед собой на расстояние вытянутой руки.
– Ты себе вот что уясни, парень, – довольно миролюбиво промолвил он. – Если девица говорит «нет», так это и значит «нет», а не «да» и не «может быть».
Мальчишка испугался, но виду не подал.
– Я хотел только поцеловать ее, мистер Стаббс, – стал оправдываться он.
– Ну да, поцеловать, как же! Не подоспей я вовремя, ты бы уже дело сделал да штаны застегивал. Так что ступай-ка ты, парень, подобру-поздорову да не смей больше врать Уиллу Стаббсу, а то не избежать тебе порки. А к девочке этой и на выстрел не приближайся.
– Да, мистер Стаббс. Больше не буду. – Мальчишка немного приободрился, но прежде чем дать деру, выпалил – Вы уж простите, мистер Стаббс. Я ведь не знал, что вы ухлестываете за этой юбчонкой. – И припустил прочь, только пятки засверкали.
