– О чем ты говоришь? Я еще даже дома не был. Пройдет не один год, прежде чем я подыщу спутницу жизни.
«Ах, бедняжка Пейшенс! – подумала Кассандра. – Но я только ухудшу положение, если упомяну ее и попытаюсь выступить в роли свахи». Кассандра промолчала.
– Я оставлю тебя, а ты пока почитай письмо. Мне пора – я должен проводить Пейшенс домой. Следующей весной она едет в Лондон. Уверен, ей улыбнется удача – Пейшенс так похорошела, ты не заметила? Надеюсь, она найдет того, кто по достоинству оценит ее добрый нрав и золотое сердце. Пейшенс плакала, когда я уезжал две недели назад, и сегодня заплакала, когда я вернулся. Такая чувствительная девушка!..
– Она без ума от тебя. Роб, – сказала Кассандра. Он рассеянно кивнул.
– Да, вот еще что! – Робин нахмурился. – Чуть не забыл. Этот Крофт хотел увидеться с тобой. Он спросил меня, сколько времени прошло со дня смерти дяди, и, узнав, что больше года, очень встревожился. Сказал, что непременно приедет к тебе в ближайшее время, но не сообщил мне о цели своего визита. Так что скоро Крофт здесь объявится, Касс. Что касается передачи поместья, то тут все законно, так он утверждает. Вряд ли тебе удастся найти в бумагах какую-нибудь неточность. – Робин твердо взглянул ей в глаза:
– Да ведь ты и не хочешь этого, правда?
– Правда.
Кивнув, Робин направился к дому, а Кассандра осталась наедине с письмом и неразрешенными вопросами.
Зачем поверенному отца понадобилось видеть ее? И почему ради этого он готов ехать сюда из Лондона? Разве не проще послать письмо? Он и с Робином мог бы передать записку.
Но у нее уже есть одно письмо – от баронета, уважаемого человека, который был при том карточном поединке. Кассандра боялась вскрывать пакет. Что, если он сообщает ей то, о чем умолчал в разговоре с Робином? Что, если…
Она сломала печать и развернула лист бумаги.
Сэр Айзек Сноу желал уведомить виконтессу Роксли, графиню Уортинг, что он присутствовал при карточной игре, в которой покойный граф Уортинг проиграл свое имение виконту Роксли. Граф пригласил его в числе шести своих друзей как наблюдателя – попросив проследить, чтобы все шло по правилам. Виконт Роксли тоже привел с собой шесть человек, хотя сэр Айзек не осмелится утверждать, что они были джентльменами.
Впрочем, он готов заверить ее сиятельство, что никто из игроков не жульничал. Сэр Айзек знаком с правилами игры и знает все трюки, которые применяются с целью обмануть противника. Он сам вскрыл колоду и проверил ее перед началом поединка. Со всей ответственностью сэр Айзек утверждает, что все шло в соответствии с правилами. Ставки были следующие: Кедлстон Уортинга против обещания Роксли покинуть Британию в течение двух дней и провести остаток жизни вдали от Англии.
Виконт Роксли выиграл. Через два дня все было совершено на законных основаниях – сэр Айзек сам поехал с графом Уортингом оформлять передачу поместья.
Он надеется, что его письмо наконец удовлетворит интерес графини к обстоятельствам, сопутствующим поединку между ее отцом и мужем. Он также надеется, что отныне ему не придется принимать весьма настойчивого мистера Барр-Хэмптона, который проводит расспросы от имени миледи. Сэр Айзек остается ее покорным слугой и так далее…
Кассандра сложила письмо, прижала его к губам и крепко зажмурилась.
Итак, обмана не было. Очевидно, отец выбрал сэра Айзека как знатока по части карт. Если бы имело место какое-то нарушение правил, он бы непременно это заметил. Но все было честно.
Найджел не жульничал.
Оставалось еще выяснить, что именно произошло девять лет назад. Вещественных доказательств более чем достаточно – крапленые карты и краденые драгоценности, найденные в комнате Найджела. Его обвинили в воровстве и сослали на каторгу. Но это случилось давно. А в прошлом году он не мошенничал и не воровал.
«Я никогда не жульничал в карты.., и никого не пытался обокрасть».
В его комнате обнаружили краденые вещи. Найджел знает, что это известно ей. Такие свидетельства не лгут. А вот он солгал жене.
Внезапно почувствовав сзади какое-то движение, Кассандра обернулась.
Найджел стоял на другом конце террасы в элегантном серо-белом камзоле, весь – воплощенная загадка. Он смотрел на нее из-под полуопущенных век привычным взглядом, выражающим напускное безразличие и проницательность. Это тайна и парадокс, как все, что с ним связано.
