— Да, но за счет ребенка и за счет мужской гордости человека, которого я называл своим другом. Грех этим гордиться.
Рольф решил не дать Данту возможности взвалить всю вину на себя:
— Верно: было некрасиво, но тебя до этого довели!.. Какой у тебя был выбор? Встретиться с Реджинальдом на дуэли за оградой Сент-Джеймс-парка? Если бы это произошло, то теперь одного из вас — скорее всего Реджинальда — уже не было бы в живых. И тем самым в глазах людей ты только признал бы, что его обвинения были справедливы. Реджинальд не желал верить в то, что у тебя с Клер ничего не было, и не отстал, когда ты не принял его вызов. Ты, похоже, кое-что упустил из виду, Дант. Ведь я присутствовал при той вашей последней стычке, когда Реджинальд влетел в комнату как петух и назвал тебя трусом за то, что ты не принял его вызов. Но мало того, он при всех стал рассказывать о твоих многочисленных любовных победах, тем самым, губя невинных девушек и жен. Я бы даже не удивился, если бы он стал утверждать, что тебе удалось соблазнить королеву Екатерину. А Клер все это время стояла в сторонке и усмехалась, как Медея, наблюдая за плодами трудов своих. Нет, Дант, это были не просто оскорбления лично в твой адрес. Реджинальд попутно сломал жизнь не одной женщине.
— Та же самая история была с моими отцом и матерью, — вмешалась Кассия. — Нельзя сказать, что они вели образцовую жизнь. Закончилось все тем, что они уничтожили друг друга, а самый тяжелый удар пришелся по мне.
— Я, между прочим, тоже вел далеко не образцовую жизнь, Кассия, — хмуро проговорил Дант.
— Возможно, но ты не обесчестил ни одной женщины. Я тебя знаю, Дант, тебе никогда не пришло бы в голову нарочно причинить человеку боль. В сущности, именно из-за того, что ты пытался избежать этого в отношениях с Реджинальдом и Клер, ты и угодил в эту историю. Реджинальд, по-моему, в конце концов, понял, что россказни Клер — откровенная ложь. Он не дурак. Но он был слишком горяч и горделив, чтобы признать это.
Дант был молчалив и задумчив. Подумав, он оглядел своих друзей и проговорил:
— Что же мне теперь делать? Идти в Адамли-Хаус и объявить о том, что я нашел их пропавшую дочь и сестру лежащей на ночной дороге в дербиширской глуши? Лишившейся памяти настолько, что она не могла даже вспомнить, кто она такая? Так, что ли?
Дант отдал должное выдержке Ньюпорта, дворецкого в Адамли-Хаусе. Выражение его лица почти не изменилось, когда он, открыв дверь, увидел стоящего на крыльце Данта, который представился и выразил желание встретиться с маркизом. Собственно говоря, если бы Дант не присматривался специально — а он присматривался, — он и не заметил бы, как едва заметно дрогнула жилка у старого дворецкого над правым глазом. Но он заметил, и это сказало ему лучше всяких слов о том, что про скандал пятилетней давности, связанный с его именем, в этом доме по-прежнему помнят.
— Подождите здесь, — хмуро предложил Ньюпорт, кивнув на маленький закуток у двери, куда обычно проводят посыльных. — А я пока узнаю, смогут ли их светлость принять вас.
Ньюпорт повернулся и медленно ушел. Глядя ему в спину, Дант спрашивал себя: какого дьявола он плетется как черепаха? Что это? Возраст или нежелание выполнять неприятное поручение?
Когда старик исчез в сумрачном чреве Адамли-Хауса, Дант внимательно огляделся по сторонам. Вот это место Беатрис, а точнее Джиллиан, считала своим домом.
Богатая обстановка, старинные дорогие гобелены на стенах, обитых полированным деревом, — все это должно было производить впечатление на визитеров, говорить им о могуществе и высоком положении хозяина дома, старого маркиза. В холле стоял даже рыцарь в доспехах с зажатой в металлической перчатке булавой. Впрочем, Дант почти не обратил на все это внимания. Он был занят тем, что пытался представить себе Джиллиан сидящей вон в той гостиной, кусочек которой был виден с его места через приоткрытую дверь. Она сидит, как обычно, поджав ноги, и читает любимую книжку. Ему вспомнились сейчас те безмятежные вечера, которые они провели вместе в Уайлдвуде. Тогда она сидела у камина, и о сюжетных поворотах книги Дант легко мог догадаться по выражению ее лица.
