Он даже не заметил, что она доиграла пьесу, и очнулся лишь тогда, когда она его окликнула:
— Дант? Милорд?
— Да? — В горле у него пересохло, и он еле смог выговорить это слово. «Господи, да что же это со мной творится?» Он вспотел так, словно только что принимал участие в скачках. Дант лихорадочно распустил шейный платок, чтобы вздохнуть свободнее.
— Что с вами, милорд?
Дант постепенно справился с собой.
— Ничего, право же… Должен признаться, Беатрис, что нахожусь под впечатлением. Обычно девушки не приближаются к виоле, особенно к бас-виоле. Собственно говоря, я впервые видел подобную картину.
— А почему, интересно? Ведь у нее такое красивое звучание. Просто окрыляет!
Окрыляет?
Если бы Данта попросили описать свое состояние в ту минуту, он, конечно, использовал бы более сильные слова.
— Среди женщин считается, что на виоле мешают играть юбки. Впрочем, вы, как я вижу, проблему эту для себя решили. — Дант тут же вспомнил, как она подняла свои юбки и обняла ногами деку инструмента. Улегшееся было возбуждение вернулось с новой силой.
Дант покраснел, чего с ним прежде никогда не случалось. Он понял, что ему пора выходить из этой комнаты. И чем скорее, тем лучше.
— Может быть, продолжим нашу экскурсию? — предложил он, поворачиваясь к двери. — Мы уже почти закончили. Осталась библиотека. У меня там кое-какие дела. А пока я буду работать с управляющим, вы можете ознакомиться с нашей коллекцией книг
Беатрис улыбнулась:
— Прекрасная идея! Благодарю вас, милорд, за то, что вы оторвались ради меня от дел. Надеюсь, я не очень вас отвлекаю?
Отвлекаю…
«Боже мой, что за выражения она подбирает!»
Если бы нужно было наиболее точно определить состояние, в котором пребывал Дант начиная с той минуты, когда он нашел эту девушку лежащей ночью на дороге, то пришлось бы сказать, что это форменное помешательство.
Зрелище было поистине захватывающее: ни в сказке сказать, ни пером описать.
Они остановились на вершине высокого холма. Лошади фыркали и били копытами, отдыхая после скоростного подъема. Гнедой жеребец Данта, Гнев, стоял чуть впереди.
— Вон, — показал Дант рукой в перчатке, — видите? Там, за деревьями. Это замок Певернл.
Беатрис заслонила глаза от солнца рукой, как козырьком. Строение было весьма грубой постройки и казалось возведенным из того же камня, на котором стояло. Верхушка высокой единственной башни исчезала в дымке, которая низко висела над гористой местностью. От этого замок казался каким-то нереальным, поднебесным и призрачным.
— Как будто в сказке.
Дант отпустил поводья, позволив Гневу пожевать свежую траву, которая росла на холме. Беатрис сделала то же самое со своей лошадью. Это была спокойная пегая кобыла по кличке Сахар. Назвали ее так, судя по всему, за ее любовь к сладкому. Беатрис сняла широкополую шляпу с плюмажем и откинула волосы с лица. От быстрой скачки по лужайкам и горным тропинкам они распустились. Беатрис подняла голову и с наслаждением вдохнула полной грудью свежий горный воздух.
— Замок никогда не предназначался для постоянного жительства, — проговорил Дант, восседая на своем жеребце.
Беатрис глянула на него украдкой и нашла его весьма красивым. Белая накрахмаленная сорочка резко контрастировала с черным костюмом для верховой езды.
«Да, он необыкновенно красив».
— Замок был построен почти пятьсот лет назад, вскоре после Покорения *, в качестве своего рода сторожевой башни, откуда можно было наблюдать за поселком и прилегающими землями.
* имеется в виду завоевание Англии норманнами в 1066 году.
Беатрис кивнула и, приглядевшись к замку, заметила осыпавшуюся каменную кладку.
— Он уже обветшал?
— Да. Его хозяева Певерилы лишились своего имения еще при Эдуарде III. Потом замок использовался какое-то время в качестве долговой ямы и тюрьмы для воров, но в основном пустовал. А вон, приглядитесь, видите, в просвете между деревьями вход в Дьявольскую пещеру? Прямо под стеной замка.
Беатрис прищурилась.
— О да, теперь вижу. Зловеще выглядит. Какое удачное название — Дьявольская пещера. Давайте сходим туда, посмотрим?
Дант усмехнулся:
— Боюсь, из поселка нам придется слишком долго до нее добираться. Туда ведет горная тропинка, которую и при свете дня непросто преодолеть, а мы, даже если поторопимся, вступим на нее уже после захода солнца.