Она чувствовала, что их разговор еще не кончен. В глубине их противостояния лежит вечный антагонизм между мужчиной, который хочет подчинить себе женщину, и женщиной, не желающей повиноваться.
После ужина они вернулись к обсуждению плана, внимательно изучая его, обсуждая каждый пункт, и Аманда оценила смелость его замысла.
– Взломщики уже дюжину раз за последние два-три года пытались проникнуть на виллу Макса Мэнтона, – рассказал ей Джексон. – У меня есть все полицейские отчеты об этих неудачных попытках. Мэнтон не доверяет никому и ничему.
Сейчас он подозревает, что хотят украсть не картины, а его пьесу. Если рукопись попадет в руки властей до того, как в Париже начнутся репетиции, это даст карты в руки тем, кто хочет воспрепятствовать постановке пьесы.
– Зачем он это делает? У него был успех в Нью-Йорке; зачем ему нападать на французский режим?
– Ради власти! Той же самой власти, которую он получил в Америке. Он превратился в человека, которого там больше всего боятся и ненавидят. Кроме того, сказать по чести, он сделал хорошее дело: в администрации произошла чистка и значительно уменьшилась коррупция. Имя Мэнтона стало нарицательным как в Нью-Йорке, так и в Вашингтоне.
– А теперь он надеется приобрести подобный авторитет и во Франции?
– А может, кто знает, и в Англии, Германии, Италии? В людях типа Мэнтона трудно определить, где кончается борьба с несправедливостью и начинается самореклама и наоборот.
– Думаю, вы довольно отрицательно к нему относитесь, – сказала Аманда. – А я им восхищаюсь.
– Огромное количество людей делает то же, что и он. Но вспомните: он даже не попытался спасти вашего отца.
– Этого я никогда не забуду. Наши адвокаты говорили, что одного его слова было бы достаточно, чтобы совет директоров спас фирму, но Мэнтон не сказал этого слова.
По лицу девушки пробежала тень, будто внутри у нее выключили свет.
– Что ж, тогда продолжим нашу работу, – сказал майор Джексон. – Он должен заплатить ту же цену, что и остальные. Взяв у него деньги, мы не заденем его за живое, у него их слишком много. Другое дело – его картины. Я слышал, что он их любит.
– Надеюсь, он будет тосковать о них всю оставшуюся жизнь, – страстно произнесла Аманда.
– Все будет зависеть только от вас.
Когда часы на каминной полке пробили одиннадцать, майор сказал:
– Пора ложиться. Завтра нам понадобятся все наши способности.
– Все это, конечно, пугает, но лучше действовать, чем ждать и выслушивать Вернона.
– Когда вы окажетесь в доме Макса Мэнтона, вам придется действовать на свой страх и риск. Я не смогу вам помочь. Но я обещаю, что за пределами дома все будет организовано наилучшим образом. Вам не надо об этом думать.
– Надеюсь, что не провалю вас.
– Не могу себе такого представить, поскольку речь идет о вас.
– Думаю, это комплимент, – поддразнила его Аманда и улыбнулась ему в благодарность за неожиданную теплоту его слов, в то же время почти злясь на себя за то, что они так тронули ее.
– Подойдите сюда! – неожиданно скомандовал Джексон.
Девушка удивленно взглянула на него, обошла стол и приблизилась к инвалидному креслу, на котором он сидел. Сидел очень прямо, и каждая черта его лица четко вырисовывалась в свете стоявшей рядом настольной лампы.
Когда Аманда подошла, майор Джексон повернул лампу, направив свет на ее лицо.
– Хочу посмотреть на вас, – безапелляционно произнес он.
– Могу вас заверить, что физически я вполне в форме. Вот только хватит ли у меня ума, чтобы осуществить то, что вы спланировали?
Его холодный, жесткий взгляд, казалось, подмечал каждую деталь: черты лица, светлые волосы, теплую округлость удлиненной шеи, грудь, тихо вздымавшуюся под голубым шелковым платьем.
– Встаньте на колени! – скомандовал он. Внезапно смутившись, Аманда засмеялась:
– Теперь я чувствую себя, как на плацу. Остается только скомандовать: «Раз-два».
Она опустилась на колени на низкую, обитую бархатом скамеечку, на которой валялось несколько листов бумаги.
Ее лицо оказалось на одном уровне с его. Так они и смотрели друг на друга, мужчина в темном бархатном смокинге с морщинистым, почти жестоким лицом, и девушка – светлая и хрупкая.
