— Так ты никогда раньше не видел женщин, милый? — спросила она.
Майрон как раз дожевывал последний кусок пирога. Он ел жадно, и вокруг рта у него образовалось кольцо из крошек.
— Вы первая, с кем я разговариваю, — ответил Майрон таким тоном, будто это было самым большим его достижением.
— Правда? — Элла улыбнулась с напускной застенчивостью. — Какая честь! А я уже столько лет не была первой у мужчины. — Она весело рассмеялась, но Майрон, который так и не понял шутки, продолжал смотреть на нее с озадаченным видом.
— У вас прекрасный дом, — вежливо произнес он. — Очень… Очень крепкий на вид.
Элла снова заразительно рассмеялась:
— Это не мой дом, голубчик, я здесь только работаю. Он принадлежит благородным, как и все красивые дома. Простой народ вроде нас обретается в сараях и хижинах и бьется друг с другом за то, что они выбрасывают на помойку. Этим мы похожи на собак, разве нет? Но я-то не жалуюсь. Пикеринги — неплохая семья. Не такие заносчивые, как другие, кто думает, что солнце встает и садится, чтобы их порадовать. У графа даже камердинера нет. Он никому не позволяет помогать ему одеваться, и я часто вижу, как он сам носит себе воду. Полоумный какой-то, честное слово, и мальчишки в него пошли. Это видно по тому, как они седлают лошадей. Вот взять Фанена. Всего несколько дней назад я видела, как он размахивает кузнечным молотом. Верн показывал ему, как чинить клинок. Сами подумайте, сколько благородных господ вы видели в жизни, которые пожелали бы обучиться кузнечному мастерству? Еще сидра не желаете?
Гости отрицательно помотали головами и по очереди зевнули.
— Ленара, вот та вся в мать. Та еще парочка. Обе красавицы, словно розы, и так же благоухают, но у каждой есть свои шипы. Характер — просто ужас. Дочка похуже матери будет. Раньше, бывало, она упражнялась в фехтовании с братьями, и такую трепку Фанену случалось ей задать, любо-дорого посмотреть. А потом она вдруг могла вспомнить, что она леди, а леди не к лицу заниматься такими вещами.
У Майрона вдруг сами собой сомкнулись веки. Голова его свесилась на грудь, стул опрокинулся, и монах упал на пол. Внезапно проснувшись, он сделал вид, что хотел встать на колени.
— Ох, прошу прощения, — пролепетал он виновато, — я не…
Элла хохотала так громко, что не сразу смогла ответить и только махала в его сторону рукой.
— У тебя выдалась тяжелая ночь, милый, — с трудом выдавила она из себя, едва отдышавшись. — Давай-ка я положу тебя в задней комнате, пока стул опять тебя не сбросил на пол.
Майрон виновато опустил голову на грудь и тихо признался:
— С лошадьми у меня та же история.
За завтраком Алрик подробно рассказал чете Пикерингов обо всем, что с ним произошло за последние дни. Как только он закончил, граф попросил сыновей удалиться, созвал своих военачальников и велел срочно приступать к полной мобилизации галилинской армии. Пока лорд Пикеринг отдавал приказы, Алрик вышел из зала и решил прогуляться по коридорам замка. Со дня смерти отца он впервые остался один и сейчас чувствовал себя так, словно его подхватило быстрое течение. События последних дней против его воли влекли его вперед. Пришла пора брать судьбу в свои руки.
В коридорах замка было почти всегда пусто. Изредка попадались рыцарские доспехи или картина на стене, но в целом мало что могло отвлечь его от размышлений. Хотя крепость Дрондиловы поля была меньше королевского замка, она казалась обширнее из-за своей приземистости. Замок занимал большую часть холма. Эссендон мог похвастаться несколькими башнями и многоярусными покоями, в замке же на Дрондиловых полях было всего четыре этажа. Как и в любой другой крепости, главным бедствием здесь считался пожар, поэтому крыша замка была каменной, а не деревянной, а для поддержания ее веса требовались толстые стены. Окна были маленькие и глубоко посаженные, сквозь них проникало так мало света, что внутри замок напоминал пещеру.
Алрик помнил, как ребенком бегал по этим коридорам, гоняясь за Мовином и Фаненом. Они устраивали шуточные сражения, в которых Пикеринги непременно побеждали, а он всегда отравлял им эти победы, напоминая, что однажды станет королем. В двенадцать лет ему нравилось говорить другу, одержавшему над ним победу: «Зато я буду королем. Тебе придется кланяться мне и делать все, что я скажу». Мысль о том, что для того, чтобы он стал королем, его отец должен умереть, никогда не приходила ему в голову. Он и понятия не имел, что это такое — быть королем.