— Дорогая, если ты хочешь, мы будем очень рады взять тебя с нами на службу. Это будет чудесно, нам столь многое надо отметить!
Это мог быть шанс увидеть Сару и Саманту.
— Да, я хочу пойти.
— Я рада. Энн сказала, что она приготовила кое-что особенное для вас, девочек, и мне бы очень не хотелось, чтобы ты это пропустила.
«Чудесно», — подумала Уэверли, спуская ноги с кровати. Ее раненая нога за ночь онемела и до сих пор неприятно ныла. Как только Аманда вышла из комнаты, Уэверли натянула черное платье и повязала волосы платком. Ей совершенно не нравилось, как она выглядела в этом наряде. Платье собиралось на бедрах в какой-то уродливый ком, а платок сурово и строго обрамлял ее лицо.
Хромая, она вышла в гостиную, где увидела Аманду и Джошиа, ожидающих ее. На них тоже была простая черная одежда, которая ассоциировалась у Уэверли с похоронной процессией. Джошиа подошел к Уэверли и взял ее за руку.
— Ты выглядишь чудесно, — сказал он.
— Спасибо. — Уэверли никогда не спрашивала, а они сами никогда ей об этом не говорили, но именно он должен был быть тем, кто оплодотворил яйцеклетку, которая росла внутри Аманды. Так что в каком-то странном смысле он стал ее мужем, хотя старался вести себя как ее отец. Это противоречие вызывало у нее неприязнь к нему.
— Джошиа сделал тебе подарок, — сказала Аманда.
Джошиа пошарил под диваном и вытащил красивую тросточку, выструганную из орехового дерева. На ручке был вырезан виноград и маленькие птички, и она удивительно удобно легла в руку Уэверли. На ручке даже была петелька, которую она могла надеть на запястье, чтобы не уронить тросточку. Опершись на нее, она почувствовала, что гораздо тверже стоит на ногах.
— Ух ты, — сказала она. — Спасибо.
— Он делал ее все то время, пока ты лежала в кровати, — сказала Аманда.
— Я натер ее пчелиным воском, чтобы придать блеск, — гордо сообщил Джошиа.
Уэверли пробежалась пальцами по бархатистой поверхности дерева. Трость была тяжелой, почти как дубинка. В свое время она могла ей пригодиться.
— Она очень красивая.
Джошиа порозовел от смущения.
— Пойдемте, — сказала Аманда, игриво шлепая его. — Хватит хвастаться. Нам нужно выйти пораньше, чтобы Уэверли успела вовремя.
Они двигались медленно. Каждые несколько минут Уэверли приходилось останавливаться и отдыхать, но амбар был не так уж далеко от их участка, и скоро она уже шла по огромному помещению, прислушиваясь к отдающимся эхом голосам собрания.
— До встречи, девочки, — сказал Джошиа перед тем, как занять свое место на сцене среди музыкантов.
Пространство, отведенное под богослужение, было украшено связками сена и высушенными цветами. Пол был устлан ковром из сена, хрустевшим под ногами Уэверли, пока она шла по проходу к алтарю. Зал был заполнен примерно наполовину, и люди прогуливались вокруг.
Одна низенькая женщина подошла к Уэверли и схватила ее за руку, чуть не опрокинув на землю. Женщина была очень румяной и пухлой, и, когда она улыбалась, лицо ее сияло.
— О, я просто хочу поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала! — сказала она.
— Что? Я…
— Это так много для меня значит. Ты подарила мне новую жизнь. — Женщина смахнула слезы с глаз. — Спасибо! Я всегда буду чтить тебя в своем доме!
Уэверли поняла, что женщине пересадили один из ее эмбрионов, и горло ее сжалось. Аманда доброжелательно кивнула, но потянула Уэверли прочь от женщины и провела ее к сиденью в первом ряду.
— Аманда, — спросила Уэверли дрожащим голосом, — сколько их?
— Сколько кого, дорогая?
— Вы знаете кого, — прошипела сквозь зубы Уэверли. — Сколько женщин носят мои эмбрионы?
От щек Аманды отхлынула кровь, когда она посмотрела на Уэверли.
— Скажите мне!
— Восемнадцать, — наконец сказала Аманда. — У нас восемнадцать беременных.
— Что?! Как там могло быть так много?
— Они дали тебе лекарства. В еде, — сказала Аманда. — В тебе образовалось много яйцеклеток.
— И вы думаете, это нормально? — воскликнула Уэверли так громко, что на нее начали оборачиваться люди.
— Они вообще-то не спрашивали мое мнение, Уэверли, — сухо сказала Аманда.
— А если бы спросили?
— Я бы сказала им, что нужно получить твое согласие. Потому что все остальные способы — это просто подло.