Разбудил меня яркий свет луны в дырку крыши. Было тихо-тихо. Но почему-то не спалось. Я проснулся с совершенно ясной головой. Но полной всяких мыслей. Чтобы справиться с ними, я тихонько вышел из сарая.
Над садом стояла морозная тишина. Луна уже опустилась к своему закату и лежала вдалеке, над лесом, на ветке ели, как зеленое яблоко в чьей-то большой руке. Немножко морозило. И как-то все похрустывало. Листья под ногами, задетая плечом ветка кустарника. Казалось, сам воздух сделан из чего-то хрупкого, хрустального. Не тронь его, не нарушь его осенней дремоты, — иначе разобьется со звоном — и кто знает, что из этого получится.
Я обогнул старую яблоню, вышел на кирпичную дорожку и, задевая плечами звенящие в ночи замерзшие листья, вышел на дорогу.
Все вокруг замерло в холодном осеннем сне. Только светила низкая луна и звенели под ногами льдинки в замерзших лужах.
Почему-то я пошел к музею. Сам не знаю. Значит, так было нужно. Бессонница вела меня.
Лунный свет потихоньку угасал. Стало совсем темно. Вдали, где было шоссе на Москву, шумели редкие машины. Одна из них вдруг отделилась, выехала на проселок, и я увидел вдалеке неясный свет фар. Даже не фар — габаритных огней.
Машина двигалась медленно, водителю, видимо, не хватало неясного света, и он ехал не спеша, осторожно, объезжая выбоины и бугры на неровной дороге.
Тем не менее она приближалась. Свет ее га-бариток метался и прыгал по дороге в призрачных тонах. Не знаю, почему, но я сошел с дороги и стал за дерево — мало ли кто это едет. Может, милиция на вызов, а может, братки на стрелку. И с теми, и с другими встречаться глубокой ночью — не в кайф.
Машина проехала мимо, поскрипывая и позвякивая. В ней находились двое — водитель и пассажир на переднем сиденье.
Машина показалась мне, несмотря на темноту, знакомой. По очертаниям кузова и по какой-то его помятости. Во всяком случае — иномарка, но не крутая и не навороченная.
Я проводил ее глазами и пошел обочиной, скрываясь в зарослях осеннего леса, за ней следом. Зачем? Кто знает…
За поворотом дороги, где перебегали ее несколько деревьев, машина остановилась. Подфарники ее погасли. Пассажиры вышли. Вышли осторожно, не хлопнув дверцами. И пошли к музею. Держась вдоль заборов, в тени угасающего лунного света.
Я осторожно двинулся за ними. Они шли молча, не переговариваясь. Похоже, они хорошо знали, куда идут. И шли не в первый раз.
Я обежал водокачку, на которой спали аисты, прошмыгнул к музею и, забравшись в кузов, улегся на его ледяное железное дно. Которое все еще пахло свежим деревом.
Вскоре послышались тихие шаги, и возле кузова остановились мои таинственные пришельцы.
Все ясно? — вполголоса спросил один другого.
Все ясно, шеф, — ответил ему, судя по голосу, Игоряшка Петелин.
—. Будем ждать его у водокачки. Покажешь ему, чтобы не заблудился. Если дело сорвется, мне будет плохо. А тебе, Игорек, еще хуже.
Сделаю. Завтра привезу мальца на разведку, все ему объясню.
Так… — Шеф помолчал. — А за домом что?
Там огороды. А за огородами — лес.
Это хорошо. На крайний случай — пути отхода. Давай, Игорек, действуй. Клиент будет в Москве в воскресенье. Упустим его — оба пропали. Ты — больше, я — меньше, — опять подчеркнул он с угрозой.
Не пропадем! — горячо заверил его Игоряшка. Так горячо, что в доме залаял Абрек. Наверное, услышал его голос.
Тихо ты! Чего орешь? Собаку разбудил. Кстати, этот кобель пацана не учует?
Я его с вечера отманю. И спрячу.
Охранник насторожится.
Да фиг с ним! Другую собаку все равно достать не успеет.
Не все мне было понятно из этого тайного ночного разговора. Но одно было ясно безупречно. Что-то готовилось против музея. Скорее всего, ограбление или кража.
Нужно сообщить в милицию.
Я дождался на ледяном полу, пока они не ушли, и помчался в сарай бабушки Светы.
Там царила мирная сонная тишина.
Я улегся рядом с Алешкой, быстро согрелся и уснул.
Проснулся я от того, что кто-то дергал меня за ногу. Я отбрыкнулся. В ответ послышался странный звук, и кто-то опять схватил меня за ногу, уже за другую, и стал теребить штанину.
