– Так, – сказал я. – Значит, я мутант, генетический урод. И не одинок при этом.
– Не так, – возразил гость. – Вы просто чужой здесь.
– Я здесь родился.
– Нет.
– Я родился в поселке. Мои родители погибли при лесном пожаре. Меня нашли пожарники и привезли в город.
– Нет.
– Тогда скажите.
– Нам следовало найти вас раньше. Но это нелегко. Мы думали, что никого не осталось в живых. Это был разведывательный корабль. Космический корабль. Ваши родители были там. Корабль взорвался. Сгорел. Вас успели выбросить из корабля. И был лесной пожар. В пожаре сгорел поселок леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас живым и невредимым, только очень голодным, не знали, что до конца пожара вас окружало силовое поле.
Я слушал его, но меня мучило совсем другое.
– Скажите, – спросил я, – а на самом деле я какой?
– Внешне? Вам это нужно знать?
– Да.
Гость превратился в некую обтекаемую субстанцию, полупрозрачную, текучую, меняющую форму и цвет, но не лишенную определенной грации.
– Это тоже внушение?
– Нет.
– Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я – человек.
– Без этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы погибли. А вы приспособились. Если бы не мой визит, вы бы до конца жизни ни о чем не догадались.
– Я должен буду улететь с вами? – спросил я.
– Разумеется, – сказал гость. – Вы же мне верите?
– Верю, – кивнул я. – Только позвоню Крогиусу.
– Не надо, – возразил гость. – То, что вы с ним сделали, пока не нужно Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы смеяться академики. Я вообще удивлен, что вы смогли внушить Крогиусу веру в эту затею.
– Но ведь она бред?
– Нет. Лет через сто на Земле до нее додумаются. Наше дело – не вмешиваться. Правда, иногда нам кажется, что эта цивилизация зашла в тупик.
Я поднял телефонную трубку.
– Я просил вас не звонить Крогиусу.
– Хорошо, – ответил я. И набрал номер Катрин.
Гость положил ладонь на рычаг.
– Это кончилось, – настаивал он. – И одиночество. И необходимость жить среди существ, столь уступающих вам. Во всем. Если бы я не нашел вас, вы бы погибли. Я уверен в этом. А теперь мы должны спешить. Корабль ждет. Не так легко добраться сюда, на край Галактики. И не так часто здесь бывают наши корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.
Когда мы уходили, уже на лестнице я услышал, как звонит телефон. Я сделал шаг обратно.
– Это Крогиус, – сказал гость. – Он разговаривал с Гуровым. И Гуров не оставил камня на камне от вашей работы. Теперь Крогиус забудет обо всем. Скоро забудет.
– Знаю, – ответил я. – Это был Крогиус.
Мы быстро долетели до корабля. Он висел над кустами, небольшой, полупрозрачный и совершенно на вид не приспособленный к дальним странствиям. Он висел над кустами в Сокольниках, и я даже оглянулся, надеясь увидеть пустую пивную бутылку.
– Последний взгляд? – спросил гость.
– Да, – кивнул я.
– Попытайтесь побороть охватившую вас печаль, – посоветовал гость. – Она рождается не от расставания, а от неизвестности, от невозможности заглянуть в будущее. Завтра вы лишь улыбнетесь, вспомнив о маленьких радостях и маленьких неприятностях, окружавших вас здесь. Неприятностей было больше.
– Больше, – согласился я.
– Стартуем, – предупредил гость. – Вы не почувствуете перегрузок. Приглядитесь ко мне внимательнее. Ваша земная оболочка не хочет покинуть вас.
Гость переливался перламутровыми волнами, играя и повелевая приборами управления.
Я увидел сквозь полупрозрачный пол корабля, как уходит вниз все быстрее и быстрее темная зелень парка, сбегаются и мельчают дорожки уличных огней и россыпи окон. И Москва превратилась в светлое пятно на черном теле Земли.
– Вы никогда не пожалеете, – сказал мне гость. – Я включу музыку, и вы поймете, каких вершин может достичь разум, обращенный к прекрасному.
Музыка возникла извне, влилась в корабль, мягко подхватила нас и устремилась к звездам, и была она совершенна, как совершенно звездное небо. Это было то совершенство, к которому меня влекло пустыми ночами и в моменты усталости и раздражения.
И я услышал, как вновь зазвонил телефон в покинутой, неприбранной квартире, телефон, ручка которого была замотана синей изоляционной лентой, потому что кто-то из подвыпивших друзей скинул его со стола, чтобы освободить место для шахматной доски.
