Булавка внезапно отстегнулась, и круглая брошь чуть не упала на землю. В отчаянии зажав свою драгоценность обеими руками, мальчик поранил палец о булавку. Он с благодарностью воспринял этот укол и опустил побелевшие кисти, дожидаясь, пока к ним прильет кровь. Из ранки выступила алая капелька. Наконец руки перестали болеть. У Ива теперь было бесценное оружие, острое, как кинжал.
Мальчик выждал несколько минут, прежде чем отважился воспользоваться булавкой. Наконец пальцы у него опять стали ловкими и гибкими.
Ив прижимался к бурдюку, и утренние сумерки скрывали очертания его фигуры. Хотя на бурдюке местами вытерлась шерсть и кожа была старой и мягкой, проткнуть ее оказалось нелегко. Булавка была крепкой, длиной с мизинец Ива. Бурдюк раскачивало из стороны в сторону, и он выскальзывал из рук мальчика, и тому никак не удавалось его проколоть. Ив прижался к бурдюку плечом, чтобы уменьшить колебания, и наконец воткнул булавку в его нижнюю часть.
Когда мальчик вытащил булавку, из дырки брызнула темно-красная жидкость, и, взглянув под ноги, Ив с восторгом увидел на белом снегу кроваво-красные пятна, казавшиеся бурыми в предрассветных сумерках. После этого отверстие сузилось, но вес вина не давал ему закрыться, и тоненькая струйка продолжала сочиться на дорогу. Ив решил, что этого достаточно. Вино сразу же замерзнет на снегу в такой мороз, поэтому его будет видно и днем.
Поскольку капает оно понемножку, то бурдюка хватит надолго. Он надеялся, что хватит до конца пути. Но чтобы струйка не стала слишком тонкой, так что ее невозможно будет разглядеть, мальчик время от времени снова прокалывал кожу, оставляя на снегу крошечную лужицу вина.
Начинался рассвет, серый и тихий. Туман спускался на землю. Воздух был холодным, стояла тишина, и только голодные птицы безнадежно кружили в небе. Разбойники, видно, рассчитали время так, чтобы вернуться в свое логово, пока еще не совсем рассвело. Ив надеялся, что опустевшему бурдюку не удивятся и объяснят это тем, что он прохудился.
Они уже давно взбирались в гору. Высокая, мрачная и негостеприимная Титтерстон Кли приняла их. Эти люди ориентировались даже в густом тумане и сейчас принялись подгонять навьюченных пони, почувствовав близость жилья, пищи и отдыха.
Ив позаботился о своей драгоценной броши, воткнув ее в шов своей куртки. Таким образом, не держа больше булавку, мальчик связанными руками вновь мог ухватиться за веревку, которая начинала сдавливать шею, когда он отставал.
После пространства, окутанного туманом, где в двух шагах ничего не было видно, как-то вдруг возникли низкорослые деревья, а за ними можно было различить скалы. Затем люди и животные поднялись на открытую вершину, и стал виден частокол, в котором была узкая калитка, а за ним темнела широкая приземистая башня. Кто-то, видимо, стоял на страже, и при приближении отряда калитка открылась.
За частоколом стояли низенькие строения с односкатной крышей, и между ними сновало множество людей. Под башней находилось длинное здание. Ив услышал мычание коров и блеяние овец. Все строения были деревянные, новые и грубо сколоченные, но, видимо, прочные. Неудивительно, что бандиты так нагло делали ночные вылазки, уверенные в своем численном превосходстве и неприступности их тайного убежища.
Перед тем как войти во двор, Ив сообразил как можно дальше отодвинуться от проколотого бурдюка и притворился, что еле передвигает ноги от усталости и страха. Завидев частокол, он больше не притрагивался к бурдюку; когда отряд остановился во дворе, на снег упала лишь последняя капля вина. Дырявый бурдюк никого не удивит, и, по крайней мере, второй был цел. Иву повезло: его страж поспешил отвязать пленника и за шиворот потащил за собой, так что никто сразу не заметил красную каплю на снегу и не поднял крик, что половина вина пролилась во время пути.
Ив послушно шел туда, куда его тащили, и, вскарабкавшись по ступенькам, оказался в зале, где было очень жарко, дымно и шумно. На стенах горели факелы, а в каменном очаге посредине зала пылал огонь. По крайней мере двадцать голосов громко и весело что-то обсуждали. Мебели было мало — несколько тесаных скамей и большие столы на козлах из грубо обработанных бревен. В зале было полно народу — и все обернулись и, ухмыляясь, уставились на маленького пленника.
