Но решать семейные дела его никто не отпустит. Политруку заставы не разрешили отлучиться даже на три дня, чтобы отвезти беременную жену. Кондратьев много чего повидал за свои годы, хватил краем войну с басмачами в Средней Азии и сейчас старался не задумываться о будущем. От него ничего не зависит. Что будет, то будет.
Немного поговорили с ребятами о разных мелочах. Лейтенант еще раз осмотрел выдолбленные бойцами окопы для станковых пулеметов. Посоветовал:
– Углубите гнезда, а сверху плахи – пятидесяти в два слоя настелем. Добрые укрытия и для расчетов и для «максимов» получатся. Особенно от мин. У «максимов» водяные кожухи очень уязвимы. Один-другой осколок кожух пробьет, и все. Отстрелялись. А у немцев в каждой роте минометы имеются.
– Слыхали, видели на плакатах, – сказал Колчин, – а с чем их едят, пока не знаем.
– Нам на учебе в Ярославле специальный курс читали. По возведению укреплений для защиты от навесного огня. Мины под углом девяносто градусов падают. Опасная штука.
– Ну, не опасней, чем артиллерия, – спорил Колчин. – Нас тут пушками не очень-то достанешь. Ближе, чем на семьсот метров, мы никого не подпустим, а с такого расстояния прицельного огня у них не получится.
– Минометам большой прицельности не требуется. Они количеством берут. Трубы и мины к ним дешевые. Вложат сотню штук за десяток минут, тяжко придется. Не первая, так двадцатая в цель попадет.
– А что же тогда делать? – спросил Николай Мальцев.
– Узкие щели неплохо защищают, перекрытия кое-где поставим. Блиндажей у нас не предусмотрено, в бою действовать согласно обстановке и во время обстрела не высовываться.
Колчин возразил, что немецким минометам разгуляться не дадут. Танки и авиация у нас сильная, сметут все живое, если полезут.
– Разве не так, товарищ лейтенант?
– Так, конечно…
Кондратьев, кряхтя, поднялся и направился к своему взводу. За ним последовал Николай. Самоуверенность товарища выглядела несерьезно. Да и вообще многое, по мнению Мальцева, не учитывалось. А сержант Колчин говорил Грицевичу:
– Все же тонковата кишка у этих землекопов. Всего опасаются, роют щели да ямы. Я больше на пулеметы надеюсь. Если правильно огонь вести, все подходы под обстрелом держать будем.
Белорус ничего не ответил, подхватил кирку и пошел к месту, которое готовил для снайперской точки.
* * *
Разговоры о возможности нападения Германии не приветствовались. Думать человеку не запретишь, но распускать язык не по делу командиры, а особенно политработники, не позволяли.
Политрук Зелинский, узнав о разговоре, вызвал к себе Кондратьева и довольно резко отчитал его. Напомнил, что саперный взвод временно прикомандирован к шестой заставе и его задача проведение фортификационных работ. Любая застава в любое время должна быть укреплена, и такие работы еще не повод вести пустые разговоры о вражеском нападении, минометном обстреле.
– Вы хоть понимаете, товарищ лейтенант, что мы относимся к ведомству НКВД? Что это такое, объяснять не надо. К чему эти ненужные разговоры о летящих сверху минах? Вам что, война снится?
Кондратьев сидел молча. Что такое НКВД, он хорошо знал. Но никогда не думал, что политрук прицепится к его чисто рабочим советам по оборудованию позиций.
– Ладно, учту, – выдавил взводный. – Возможно, я действительно обронил что-то лишнее. Разрешите идти?
Но безропотность лейтенанта, который был на десяток лет старше политрука, еще сильнее распалила Илью Борисовича. Зелинского задевало, что с ним, выпускником высшего погранично-политического училища в Петергофе, не слишком считается начальник заставы Журавлев, снисходительно посматривает старшина Будько.
– Вы знаете, что я обязан постоянно докладывать в политотдел отряда о моральном состоянии личного состава? Так вот, ваши неграмотные рассуждения в кругу пограничников попахивают паникерством и безответственностью. И своими «ладно» вы так просто не отделаетесь.
В какой-то момент, не заметив этого, Зелинский переступил черту служебной беседы. От слов о паникерстве Кондратьева передернуло. Он поднял морщинистое, усталое лицо и тихо спросил:
– Вы только службу начинаете, а уже нахватались выражений. Как по-газетному чешете. Докладывайте куда хотите, раз приспичило. Другого занятия у вас, кажется, нет.
