Есть разница? В нашем деле главное - терпение. Терпи.
Жди момента. Мед меня сейчас мало интересует. Надо, Петр Алексеевич, семьи развить. Чтоб в каждой было по сорок - шестьдесят тысяч пчелишек. Вот тогда выйдет толк. Тогда мы герои! Случится взяток - не оплошаем...
Матвеич посветил "жучком", проверил свою прибыль.
- Сколько? - подошел к нему тесть.
- Мой генерал сплоховал, - со вздохом сказал Матвеич. - Двести грамм. М-да... Как бритвой обрезало взяток. Дождичка нету. Хоть ты плачь. Окаянная сушь!
Неожиданно прикатили на мотоцикле с люлькой лесники в черных куртках с зелеными петлицами и в черных форменных фуражках: один плотный, кряжистый, как дуб, с матово-бронзовым лицом, другой, в противоположность ему, щуплый, маленький и проворный. Он первым выскочил из люльки, как давний знакомый, поздоровался за руку со стариками, кивнул и мне. Именно этот щупленький оказался старшим лесником. Матвеич, подлаживаясь к гостям, от которых в какой-то мере мы теперь зависели, включил свет, собрал ужин и выставил на стол бутылку домашнего "коньяка". Лесники, сняв фуражки, чинно уселись, мы тоже. Матвеич налил им в большие граненые стаканы, себе и нам - в рюмки.
- За взяток! - поднял стакан щупленький. Его лицо, побитое оспой, осветилось улыбкой. - Быть добру!
- Акация цветет, но - жара, ветер, - выпив, осторожно вставил тесть. Как бы не прогадать.
- Н-ни! - крутнул головой старший лесник. - Як же вы прогадаете! Це невозможное дило! Золотое место.
- Акация отойдеть, и сядем на мель. - Матвеич поровну разделил гостям остаток "коньяка".
- Та що вы переживаете! - горячо возразил старший. - Гледичия будэ цвести. А там лох распустится.
- Жара! - напомнил тесть.
- Та що вы заладили: жара, жара! Верьте: накачаете меду. Вон Филипп Федорович, ваш землячок, вчера качал. Дочиста обдирае соты. Не боится.
- Что вы говорите! - потерянно произнес Матвеич и слегка побледнел. Уже качаеть?!
- А то! Полным ходом! Щей писни спивае, - подзадорил его лесник. - Нас с кумом угостил медком. - Он кивнул на помощника, который хранил молчание и даже не пытался вступать в разговор, сонно мигая красноватыми веками. Так же, куманек? Сладкий?
- Сладкий... Майский.
Матвеич, побледневший и странно переменившийся, машинально смахнул со стола хлебные крошки, кинул Жульке обглоданную куриную косточку, тяжко и с недоумением промолвил:
- Неужели Филипп уже качаеть? Вот дела! Был у нас и промолчал.
Разговор перекинулся на другую тему. Старший лесник жаловался на своего дальнего родственника, тоже пчеловода. Ему они отвели лучшую просеку в лесу, за семь километров отсюда: яблоневый сад, желтая и белая акация, гледичия - словом, все под боком, стой и радуйся, черпай мед, но родственник подвел их и не приехал, просека осталась незанятой. На следующий год, если он даже будет со слезами умолять их, стоять на коленях, они все равно выпишут документы другим. Старики оживились, и мой тесть прозрачно намекнул, что лично они не против будущей весной воспользоваться этой возможностью и получить хорошие документы. Старший лесник тут же заявил, что это дело отныне решенное, а его молчаливый помощник, очевидно заметив оживление стариков, воспользовался моментом и стал говорить, что он держит пяток ульев, семьи неплохой породы, продуктивные, но вот беда: на один улей напала роевая горячка, чего он никак не ожидал в начале сезона, рой со старой маткой отделился, а молодая, оставшаяся на рамках, оказалась негодной - врассыпную, жидко сеет яйца. Помощник интересовался, где можно достать матку, чтоб она была не старше двух лет и, разумеется, отличалась плодовитостью. Тесть, не долго раздумывая, сказал, чтобы тот заскочил на пасеку завтра, он даст ему молодую матку, по его предположениям - очень перспективную.
Старший лесник вдруг тоже объявил, что он любительпчеловод, и спросил, не найдется ли у них вощины листов пять. У него кончилась, а выехать в район и купить в пчелоконторе - некогда, да и взамен там обязательно требуют воск. Тесть сходил в будку и принес завернутую в бумагу пачку вощины - листов около двадцати.
