— Это те, чьи имена не появляются на страницах газет, кто не участвует в выборах, кто не возглавляет ни армий, ни революций, но без их ведома не происходят ни выборы, ни войны, ни революции. Мир состоит из элиты и толпы, так было установлено теми, кто правит миром. Элита была немногочисленной, и пользовалась благами, недоступными толпе. Но с началом машинного производства, многие блага становятся доступны всё большему кругу людей. Появилась буржуазия, увеличилось потребление. Земля не в состоянии прокормить всех. Ну, представьте, что у каждого жителя Земли будет свой персональный автомобиль, своя яхта, свой аэроплан. Количество автомобилей возрастет до таких пределов, что ездить по улицам города будет просто невозможно, на морском побережье не хватит места для постройки причалов, а аэропланы начнут сталкиваться в воздухе.
— Что же изменит мировая революция? Ведь большевики хотят создать блага для всех?
— Большевики извратили марксизм, после мировой революции благ для всех не будет. Все блага по-прежнему будет иметь элита, но она станет незаметной, немногочисленной. А большевики, под руководством Сталина, хотят, чтобы блага были доступны всем, а так быть не может, и так не будет. Мы уничтожим русский социализм.
— Лично я скептически отношусь к мировой революции. Но, как говорил Петр Николаевич Врангель: «Хоть с чёртом, лишь бы против большевиков».
Вадим Сергеевич докурил папиросу, выбросил её в урну, стоявшую рядом со скамейкой, и вновь посмотрел на реку — дым от буксира никак не мог рассеяться, он стелился над самой водой, принимая причудливые очертания. И он подумал, что и он сам, и Докутович, и всё белогвардейское подполье — всего лишь дым той, былой России, сгоревшей в пламени гражданской войны. Герман уловил его взгляд:
— Совсем ветра нет, вот и дым никак не развеется. Да, нет у Вас повода любить большевиков, остаётся — выполнять наши задания. Тут, я думаю, интересы у нас совпадают. Только это не должно выглядеть террористическим актом, это должно быть либо бытовое убийство, либо несчастный случай. У Вас есть кому поручить исполнение?
— Да, у меня есть люди, готовые действовать.
— Вот и хорошо, если возникнут проблемы с организацией, обратитесь ко мне.
— Каким образом?
— Отправьте открытку по этому адресу, — Герман показал адрес, написанный на листе бумаги. — Запомнили?
— Запомнил. Какой текст?
— Любой, не имеет значение, какой-нибудь пустяковый повод, поздравление с праздником, с днем рождения. После этого, ждите меня здесь, в семнадцать часов, каждый день.
— До встречи, господин Бауэр.
— До встречи, товарищ Макаров.
Вадим Сергеевич поднялся, и медленно побрёл по набережной, домой идти не хотелось. Он вновь присел на скамейку и закурил. Настроение было подавленное, как разведчик он проиграл. Он был лишь пешкой в той игре, которую вёл Хаусдорф. Все его действия были просчитаны заранее, его вынудили стать на сторону тех сил, что вели борьбу против России. Против большевистской России, но ведь другой России не было, и уже не будет. И выбора у него тоже не было, точнее, выбор был: или против большевиков, но с теми, кто жаждет стереть имя «Россия» с карты мира, или против них, за Россию, но с большевиками. Нет, стать на сторону большевиков он не может, стало быть, и выбора нет.
Он докурил, выбросил в урну окурок, поднялся, и отправился на Тверской бульвар, к Докутовичу. Несколько раз прошёл он мимо дома, проверяя, нет наблюдения, но ничего подозрительного не заметил. Он подошёл к двери, постучал. Дверь открыл хозяин, ничуть не удивившись его появлению, кратко сказал: «Проходите». Вадим Сергеевич вошёл. В комнате было накурено.
— Гости только что разошлись, — пояснил Докутович, — люди хотят действовать, есть всё: оружие, взрывчатка, а приходится сидеть и ждать, с трудом удерживаю их от активных действий.
— А что такое дисциплина, Ваши люди понимают? Никакой самодеятельности! Есть такие, на которых можно положиться?
— Есть.
— Тогда слушайте. Задание очень серьёзное, ответственное. Потребуется ликвидировать некоторых важных персон.
— Кто же эти персоны?
