Реалистическая поэзия стремилась показать трудный рост человека из народа, она, по существу, создала новый тип художественного мышления, органично воспринявшего национальные традиции и идеи передовой мысли эпохи. Как следствие этой позиции явилось синтетическое изображение мира, неприятие индивидуализма, антигуманизма и «разорванного» изображения жизни, которые становились все более преобладающими в европейских литературах.
Буржуазная культура в конце концов вынуждена была заявить, что «бог умер», что «начало этическое более неприемлемо», то есть искусство, человек, общество освобождались от нравственной и гуманистической цели, от идей общественного прогресса.
Русская и национальные культуры сохранили эту цель, гарантом которой стала идея народа, революционная идея социального изменения мира, идея национально-освободительного движения. Именно поэтому мы видим, как в этой поэзии народность и гражданственность обрели необходимую художественную целостность.
Однако подобный художественный синтез, это художественное открытие не сразу были осознаны. В творчестве таких поэтов порой видели или черты одной народности, или одной гражданственности, в то время как их новаторство заключалось как раз в синтезе этих начал.
Три этапа освободительного движения в России — дворянский, революционно-демократический или разночинный и пролетарский — дают возможность и разграничить литературы внутри их собственного движения, и объединить их. Однако нужно помнить, что этот процесс в некоторых случаях растягивается, что возможны «пропуски» этапов, их «наложение» друг на друга, в частности, в силу позднего возникновения литературы или соответствующих общественных и художественных условий.
Дворянский этап развития освободительного движения, нашедший выражение в романтизме, более или менее полно реализует себя в грузинской литературе, в остальных литературах он выражен гораздо слабее и неопределеннее. Поэзия Тараса Шевченко скорее предвосхищает художественные и идейные принципы шестидесятников.
Революционно-демократический этап, напротив, во всех литературах получает полное развитие, во многих случаях непосредственно смыкаясь или переходя в следующий этап революционного сознания, пролетарский.
Признание момента общности художественного развития не противоречит факту национальной самобытности писателя, напротив, именно в сопоставлении близких по природе явлений мы с наибольшей полнотой ощущаем их индивидуальную специфичность. Сравнивая Н. Бараташвили или В. Александри, Т. Шевченко или О. Туманяна, Г. Тукая или Я. Райниса с А. Пушкиным и Н. Некрасовым, с Байроном и Мицкевичем, мы постигаем эту особенность общего.
Во-первых, с точки зрения художественного процесса показательно, что тип творчества, явленный в украинской литературе в поэзии Тараса Шевченко и затем Ивана Франко, в грузинской — в поэзии Николоза Бараташвили и Ильи Чавчавадзе, в армянской — в поэзии Ованеса Туманяна, Иоаннеса Ионнисиана и Аветика Исаакяна, в татарской — в поэзии Габдуллы Тукая и т. д. возникает в литературах народов СССР на всем протяжении века, по мере включения их в общероссийский культурный процесс. Во-вторых, эти сравнения отчетливо показывают, что внесли нового национальные литературы в этот общий процесс, какими чертами они обогащали его. Так, европейский романтизм с его идеей индивидуализма, противопоставленного миру официальной буржуазной обыденности, существенно дополняется в литературах народов СССР идеей гражданского служения общественному благу, идеей социальной и национальной свободы, смыкаясь с самыми передовыми социальными движениями эпохи. И дело не только в том, что гражданственность и патриотизм развивали этот романтизм к реализму, главное — в реальности, национальной и социальной, самих романтических коллизий и эмоций, вплотную приближенных к проблемам борьбы за свободу и достоинство народов, братство всех людей.
Художественный метод обусловлен прежде всего тем, как писатель понимает взаимоотношения личности и общества. Начало утверждения буржуазного миропорядка на окраинах Российской империи можно отнести лишь ко второй половине XIX века.
