Сережа тогда так увлекся своими мыслями, что даже удивился, когда его довольно быстро выпустили. Падал снег, он шел домой по Литейному проспекту в легкой летней куртке (арестовали-то в начале октября, еще тепло было!), но холода не чувствовал. Думать было гораздо интереснее. Только сейчас ему стало приходить в голову, что далеко не всегда войны и прочие события происходят потому, что кому-то они нужны. Чаще всего — никому, и меньше всего их участникам. Значит, есть у людей устремления, которые в определенный момент становятся важнее, чем просто выживание и взращивание потомства! Значит, не всегда во главе угла стоит чья-то выгода, что бы там ни говорили университетские профессора о производительных силах, производственных отношениях и классовой борьбе! Сергей даже подпрыгнул от радости. Именно сейчас он нащупал идею, над которой потом будет работать всю жизнь.
Вернувшись домой, Сергей обнаружил, что из университета его давно исключили. Как-то враз постаревшая Соня долго смотрела на него, будто не веря своему счастью, а потом, вздохнув, твердо заявила:
— Уезжай, сынок. Пока они там… не спохватились, уезжай подальше. Так лучше будет.
Сергей послушался и устроился рабочим корректором в Геологический комитет. Несколько лет ездил по экспедициям — был в Южном Прибайкалье, в Слюдянке, в лесах Хамар-Дабана… Был и в Южном Таджикистане, учился там говорить по-таджикски. Это очень помогло, когда через много лет пришлось сдавать в университете кандидатский минимум по персидскому языку. Работа была тяжелая, но это все равно было счастьем — можно было ходить, дышать, говорить с людьми… А главное — думать и писать. Сережа сочинял стихи на исторические темы и охотно читал их вслух всем желающим, писал статьи на обратной стороне чертежей, геологи ругали его за это, но в общем относились снисходительно.
Счастье кончилось в тридцать седьмом, когда в Ленинграде пошли повальные аресты. Руководитель Сережиной экспедиции, профессор Тимашов, был расстрелян за саботаж (якобы специально скрыл месторождение золота, чтобы потом передать его агентам империалистических разведок). И никого не интересовало, что никакого золота Тимашов не искал, а занимался всю жизнь молибденовыми рудами. Время было такое.
Сергей тогда получил свою десятку и мог считать, что легко отделался — не расстреляли ведь! Сначала он попал на Соловки, а потом — на строительство Беломорканала. «Машина ОСО, две ручки, одно колесо…» Тяжеленные тачки, кубометры и кубометры мерзлого грунта, лесоповал, который бывалые зэки называли «сухим расстрелом» — трех месяцев «общих работ» хватало, чтобы здоровенный мужчина превратился в инвалида. Сергей бы умер там, но, к счастью, его десятилетний приговор прокурор отменил «за мягкостью», и его привезли в Ленинград на новое следствие.
Там, в Крестах, немного передохнул. А потом оказалось, что Ежова уже нет — расстрелян, и того прокурора тоже расстреляли. Новый следователь все спрашивал Сережу — за что, мол, сидишь? Внятного ответа он дать не смог, тогда ему дали всего пять лет (детский срок!) и отправили в лагерь под Норильском.
На новом месте ему повезло — взяли работать в химическую лабораторию. Там, по крайней мере, было тепло… Вообще же на Нижней Тунгуске место было очень суровое — летом мошка, комары, с сентября начинались дожди, а с октября — завалы снега. Когда началась война, Сергей ушел добровольцем на фронт и очень радовался, что взяли. На передовой он был солдатом, и это было намного легче. По крайней мере, там он чувствовал себя человеком, а не бесправным зэком номер такой-то.
Он дошел до Берлина, вернулся с фронта и приехал в родной Ленинград. «Я кровью смыл, я искупил…» Правда, что именно искупил — было непонятно, но все равно, свобода опьяняла крепче водки. Прямо с вокзала, в шинели с погонами он пошел в университет. Как фронтовика, его сразу же приняли и даже разрешили сдать экзамены экстерном.
Какое хорошее было время после войны! Сергей Николаевич до сих пор вспоминает его с нежностью. Он тогда даже умудрился сдать кандидатский минимум одновременно с госэкзаменами и опубликовать одну из старых своих работ, написанных еще в геологической экспедиции. И устроился научным сотрудником в Музей этнографии. И начал писать книгу о средневековых ересях. А еще — познакомился с аспиранткой Наташей, которая потом стала его женой. Сергей так торопился жить и работать в те годы, как будто знал, как мало времени ему для этого отпущено.
