– Мы бы могли совершить паломничество в Кансай, побродить по улицам, которых нет, пообщаться с монахами, которых не было, приобщиться к ритуалам синто, которые никто там не проводит. Мы могли бы заглянуть в Ушмаль и подняться по ступеням лестниц, одна из которых ведет на небо, другая на набо, а третья на нибо. Мы могли бы посетить пирамиды Лубаантуны, где бы ты смог посмотреть в глазницы хрустальных, аметистовых и алмазных черепов, проникнуть в секреты Каши, Акаши и Простокваши. А, если бы тебе повезло, то твой череп стал бы украшением раскраденной коллекции.
Тело Пахана хозобоза, предчувствуя надвигающуюся кульминацию сношения, тонко, толсто и страстно затрепетало. Между этих вибраций внимательный взгляд мог бы различить промежутки между давешними двумя змеями, братьями, врагами и соперниками, теми самыми, с чьими эфирными проекциями так амикошонски обошелся Пахан хозобоза.
– Мы могли бы раскрутить аджну, ваджру и меркабу. Мы могли бы поливать древо Сефир, Секир и Порфир. Мы могли бы кататься на мажорных и минорных арканах, на быстрых и медленных лассо и на стремительных и тихих болло. Но не будем!..
Эти недозволенные речи, вырвавшись из глотки Пахана хозобоза стимулировали два иных извержения: с одной стороны, пламенных болидов, горелых метеоритов и газовых астероидов, что единым махом вырвались из-под прикрывавшего промежуток между ягодицами Пахана хозобоза пояса Койпера, разодравшие его в мелкие обрывки, отрывки и нарывки и умчавшихся в родственное им ортогональное облако Оорта и, с другой стороны, горло оперенного гада исторгло смесь из поглощенных им кишок твоего соседа справа и смердящего семени Пахана хозобоза.
Все было бы как всегда: кишечник встал бы на отведенное ему место, его содержимое равномерно или порционно распределилось бы по нему и все прихлебатели снова бы зажили, заживив раны, порезы и случайно откушенные головы, головоноги и головогруди, долго и счастливо, если бы не твоё тело. С самого начала совокупления оно на себе ощущало каждое поползновение Пахана хозобоза, каждый отзыв, отклик и проверку пароля твоего соседа справа, каждый нюанс, полный декаданс и скучный контрданс их коитуса. И, уловив вибрации эякуляции, как узнает юркая форель по дрожанию воды, что поблизости есть подходящая на данный час добыча, или микроскопическая трещина в капле резко охлажденного стекла вызывает её моментальный взрыв, оно, вне твоего контроля, желания и намерения, пока чрево соседа справа не восстановилось, а пребывало в промежуточном между холодной, горячей и ультрагорячими плазмами состоянии, всосало в их себя, оставив на кровати лишь обескураженного Пахана хозобоза, да конечности твоего соседа справа.
Скинув нетленные останки на пол, где им будет суждено пролежать неразгрызенными крысами, мантиссами и чибисами пока не наступит последний День без времени, Рагнарёк и Апокалипсис, Пахан хозобоза расположился на бывшей койке твоего бывшего соседа справа. Он протянул руку и извлек из межзвёздных далей окончившую своё многострадальное путешествие подушку. Поместив ее под голову, Пахан хозобоза, раскинул ноги и скрестил на груди руки, как услышав раскат грома складывает ноги жук-щелкун, притворяясь мертвым, но готовый в любой момент резко распрямиться и унестись прочь от надвигающейся капели или перекрещиваются падающие столбы сталагмитов, потревоженные грозным гулом надвигающегося подземного катаклизма. Если бы ты оторвал свой взгляд от растущей между твоих тканей, надкостниц и лимфатических сосудов книги, что призвана неслышно и неотвратимо убивать своего читателя, ты бы увидел в сочащемся из тюремного коридора свете гордый ястребиный профиль Пахана хозобоза.
– Твоя простота из тех, что лучше воровства, но хуже грабежа. Ты омерзительно болтлив, нечист на ногу и похотлив на спину. Впрочем, иначе бы ты не обратил на себя гнев вышестоящих и негодование равных.
Умолкнув, Пахан хозобоза то ли придумывал твой ответ на свои обвинения, то ли ему казалось, что он слушал их, то ли некие тихие, буйные и свихнувшиеся ангелы, серафимы и престолы нашептывали ему сумбурные хулы, посулы и превращающие формулы.
