Пожилой мужчина, сидевший рядом со мной, попросил дать ему напиться.
— Берите, пожалуйста.
Мужчина выпил воду, поблагодарил и, показывая мне стакан, произнес:
— Посмотрите на этот стакан.
— А что такое? — спросил я.
— Посмотрите, как он сделан. Края-то какие-то неровные, корявые, боишься просто в рот взять, чтобы не поцарапаться.
— Да, — ответил я. — Или не умеют, или не хотят, а делают плохо. Можно было бы уже и лучшую посуду выпускать.
Разговорились мы.
— Я сам, — рассказал мой спутник, — рабочий стекольного завода. Давно уже работаю на производстве, и скажу я вам, что это просто производственная расхлябанность. Нет надзора на заводе, нет глаза. Работаем, лишь бы сбыть с рук. Директор или управляющий заботится, очевидно, о том, чтобы программу выполнить, а сознательности среди рабочих тоже не много… Вот и получаем такое, что противно в руки взять…
— А правда ведь, — перебил я его, — можно уже делать как следует?
— Да, конечно, можно. Я не знаю, какого завода этот стакан, а знаю, что у нас такой не выпустили бы. Никогда бы не выпустили. Наш директор этого бы не допустил.
— Наладили, значит, уже производство?
— Наладили. А знаете, как наладили?
— Как?
— Желудок помог.
— Какой желудок?
— А такой, обыкновенный желудок… Изготовляем мы, как вы знаете, всевозможные стеклянные изделия: бутылки, стаканы, ламповое стекло, аптечную посуду. Изготовляем мы, между прочим, и наконечники для клизм. Изготовляли мы раньше черт знает что, как вот этот стакан. Лишь бы изготовлять. Все равно сойдет, лучшего же нет. И вот однажды заболел желудком наш директор. Нужно было поставить клизму. Прибежала директорша на склад за наконечником. Дали ей… Она и засунула. Директор как подскочит, как вскрикнет:
— Что ты мне ежа суешь?
Перепугалась директорша страшно.
— Что ты, Ваня! (Его Иваном Федоровичем зовут.) Какого ежа? Это с вашего завода наконечник.
— С нашего?
Да как схватит тот наконечник да как швырнет его на землю!..
А на другой день созывает общее собрание. А потом производственные совещания.
Как взялся, как взялся, так теперь наш стекольный завод на первом месте. Посуда у нас, как хрусталь. И все довольны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Что бог посылает, все к лучшему", — подумал я.
1927
Перевод Е. Весенина.
Что это с нашим Харьковом стряслось, так прямо никакого ладу с ним нет!
Идешь по улице, а тебе со всех заборов, со всех афишных столбов в глаза так и прыгает:
"Половая проблема".
"Тайны любви".
"Свободная любовь".
"Гигиена половой жизни".
"Свет и тени половой проблемы".
"Гигиена брака".
И московские, и ленинградские, и местные, и профессора, и доктора медицины, и просто себе "известные" лекторы захватили Харьков "половой проблемой", что ни проехать тебе, ни пройти…
Прямо так, что хоть бросай все, садись и смотри на половую проблему, выискивай там в ней и "свет" и "тени"…
И это почти ежедневно…
То в драме, то в книгосборнике, то в "Миссури".
Неужели это такое злободневное и острое, что каждому гражданину обязательно нужно там побывать?
Ну, есть эта "половая проблема", есть в ней законы всякие, но помилуйте же мою душу: зачем же до бесчувствия?..
И хотя бы тебе один "известный" лектор приехал да о посевной кампании прочитал!..
Не интересно?
Так можно же совместить…
Можно взять такую, к примеру, тему:
"Половая проблема и посевная кампания".
И любопытно и полезно.
Впрочем, говорил мне когда-то Дмитро Федорович, селянин из Пасек, — дай ему боже здоровья, — "вот как попотянешь, говорит, косу с четырех часов утра до девяти часов вечера, так так спишь, будто твою половую проблему мыши отъели… Ни "света" на ней, ни "тени"…"
Вот я и думаю, а что если бы лекторов и слушателей припаять дня по два за сеялкой побегать, или снопы на арбу покидать, или в котельном цехе часов по восемь поклепать, знали бы они тогда, что за штука "Тайны любви" и "Гигиена половой жизни".
1924
Перевод И. Собчука.
