— Входи!
Глория всегда восхищалась выдержкой товарища Сесара, и сейчас он был невозмутимо спокоен, подтянут, приветлив.
— Приготовить кофе? А ты пока рассказывай... Времени у нас с тобой в обрез. С минуты на минуту должны нагрянуть. Я ведь заглянул сюда ненадолго. Чтобы забрать папку с гранками. Они еще понадобятся. Вот наладим выпуск газеты...
Девушка понемногу успокаивалась. Уверенность и решительность Паланке передавались ей. Она рассказала об обстановке в Техническом университете, о критическом положении его защитников. Спросила, что передать профессору Гарсиа.
— К сожалению, Глория, помочь защитникам университета мы не в состоянии. Отряды вооруженных рабочих сражаются с путчистами на заводах и фабриках. Им просто не пробиться на выручку к студентам. И силы повсюду чересчур неравны.
— Тогда я пойду. Надо сообщить об этом Фернандо Гарсиа.
Сесар помедлил. Потом как можно мягче произнес:
— По моим сведениям, все подступы туда сейчас перекрыты...
— Что же делать? — ее голос дрогнул.
Что мог ответить Паланке?
Он поднялся.
— Пора, Глория. Вместе со мной тебе идти опасно — здесь меня каждая собака знает. Ты, конечно, понимаешь, что и домой возвращаться нельзя. Всем товарищам по партии и комсомолу грозит арест. Поэтому пристанище, хотя бы на одну ночь, тебе нужно искать у людей, далеких от политики. Есть у тебя такие?
— Здесь рядом живет друг отца. Врач. Христианский демократ.
— Да ты что? Демохристиане — вместе с путчистами...
— Анхель Суарес не партийный функционер и даже не активист. О своей партии он вспоминал разве что на выборах. К тому же доктор — глубоко порядочный человек. Он не выдаст и не продаст.
— Ну смотри, — покачал головой Паланке, — если ты так уверена в нем... Завтра непременно позвони. Постараемся найти тебе надежную конспиративную квартиру. Запомни номер: 32007. Нет-нет, не записывай — запомни!
Улица Архиепископа Вальдивесо. Маленький, окруженный запущенным садом домик под номером 69. Через четверть часа Глория была там.
Располневшая с годами, и особенно после поздних родов, сеньора Эухениа суетливо хлопотала вокруг нежданной — и как она отлично понимала — опасной гостьи. Хозяйка встревоженно поглядывала на попыхивавшего трубкой мужа и десятилетних дочерей — двойняшек Росу-Марию и Пиляр.
— Могу я сегодня переночевать у вас?
— Отчего же нет, — дон Анхель безмятежно послал к потолку колечко сизого дыма. — Побудешь, сколько понадобится. Располагайся в комнате возле спальни девочек. Мы всегда тебе рады, правда, Эухениа?
Жена Суареса покорно улыбнулась.
Мучительно было пользоваться радушием этой доброй семьи при столь необычных и страшных обстоятельствах.
Два часа спустя Фрэнк с огорчением сообщил Глории по телефону, что сможет заехать за ней лишь утром.
Из воспоминаний О’Тула
САНТЬЯГО. АПРЕЛЬ
Пожилой дебелый мужчина в застиранном дхоти стоял на голове, вопросительно уставившись на меня янтарно-желтыми пятками. По его бесстрастному лицу струйками бежал пот. Несколько молодых людей в тренировочных костюмах уважительно созерцали своего наставника — гуру.
— Прошу прощения, что помешал занятиям. Скажите, где сыскное бюро Дика Маккензи? В лабиринте коридоров и вывесок я окончательно заблудился...
Пятки раздумчиво качнулись.
— Маккензи? Верзила-гринго? — чувственные губы толстяка йога пришли в движение. — Значит, так: пойдете прямо, потом направо. Там, где вывеска масонской ложи, свернете налево, а затем еще раз налево. Понятно?
— Понятно, — озадаченно ответил я и ретировался из Академии хатха-йоги доктора Лоуренсио Раджапури.
Бронзовые таблички обступали меня со всех сторон: «Директор компании по производству истинно русской водки «Тройка», рецепт которой был известен только императору Педро I и его убиенному сыну Алехо», «Предсказание судьбы на картах и кофейной гуще. Лиценциат оккультных наук Маурисио Шапиро», «Редакция журнала «Неонудизм», «Консерватория конкретной музыки». А вот и масонская ложа «Кабальерос де Ля Люс». Теперь уж не собьюсь.
— Ну и местечко выбрали вы, однако, для своего оффиса. Здравствуйте, Дик!
— Добрый день. А чем оно плохо? Вполне современный небоскреб — бетон и стекло. И расположен не где-нибудь, а прямо на авениде О’Хиггинс.
