- Я уже стар, президент.
- Хэлл старше вас, а, смотрите, стоит на правом фланге. Вы знаете, что нам удалось, наконец, провести закон, воспрещающий перевозку оружия франкистам на американских судах? Это в десять раз меньше того, что я хотел бы сделать, если бы меня не держали за руки.
- Не очень большое завоевание, президент! - с невольно прорвавшейся иронией сказал Додд. - А не боитесь ли вы, что наше эмбарго сыграет роль, как раз обратную той, какую вы хотели бы ему дать?
Рузвельт пристально смотрел в глаза старому послу. Некоторое время помолчал. Потом с оттенком раздражения проговорил:
- По-вашему, я не понимаю, что этот запрет окажется односторонним?
- Именно это я имел в виду.
- Увы, Уильям! - Рузвельт покачал головой. - Я знаю больше: никакие, слышите, никакие наши меры не помешают нашим оружейникам вооружать того, кого они хотят видеть победителем в испанской войне... Они сумеют доставить Франко оружие не только в обход, через всяких там иностранных спекулянтов. У них хватит нахальства везти его почти открыто, на глазах нашей собственной полиции. Я все понимаю, старина... - Он умолк, словно не решаясь продолжать. Потом, положив руку на плечо собеседника, быстро закончил: - Видит бог, это уже не моя вина! - и хотел снять свою руку, но Додд задержал ее и понимающе сжал своими сухими, старческими пальцами. - Иногда, Уильям, я завидую... лошади, идущей в шорах... - тихо проговорил Рузвельт.
- И после этого вы уговариваете меня вернуться на пост посла?
- А что же делать, старина!.. Вот и я... С одной стороны, я именно только президент, и нельзя требовать от меня большего, нежели в моих силах... А с другой... Ведь я именно президент, и имею ли я право не заботиться о том, что подумают о нас, американцах, в остальном мире? Отказаться от эмбарго - значило открыто, понимаете, цинически открыто помогать фашистам!
- Но ведь всякий, кто соображает на йоту больше зайца поймет: такой декорум, как эмбарго, - удар по Испанской республике! - воскликнул Додд.
Рузвельт всем корпусом повернулся к собеседнику, и, как ни поспешно он отстранился от яркого света, упавшего ему на лицо сквозь стекла балконной двери, посол увидел: краска заливала щеки президента.
- Я не имею права превращаться в фантазера, - без прежнего раздражения, но с заметной резкостью, словно бы нарочно подчеркнутой, говорил Рузвельт. Вы должны это понять. Просто обязаны понять, не только как дипломат, но и как американский историк. Сидя на моем месте и зная десятую долю того, что творится за моею спиной, нельзя сохранять иллюзии. Я недавно узнал, что у меня под носом состоялась большая конференция главных боссов Уолл-стрита с немцами.
- Здесь?
- Да, около Нью-Йорка.
На лице Додда появилось выражение смятения.
- Все те же - Дюпон и весь эскадрон Моргана?
- Конечно, и наш старый приятель Ванденгейм тут как тут. - Рузвельт сердито стукнул палкою по перилам. - Что придумали!.. Самым откровенным образом вооружают немцев. Дюпон двойным ходом, через "Дженерал моторс" и Опеля, занялся уже самолетостроением для наци - купил немецкие заводы Фокке-Вульф.
К удивлению Рузвельта, Додд вдруг рассмеялся:
- А я-то ломал голову: на какие деньги немцы расширили это дело? Оно стало расти, как на дрожжах. Это как раз та фирма, которая доказала преимущество своих боевых самолетов в Испании.
Рузвельт развел руками:
- И я ничего не в состоянии поделать: все внешне совершенно прилично. Не могу я в конце концов лезть в частные дела предпринимателей!
- И, конечно, как всегда, все через эту лавочку Шрейберов?
- Разумеется. Эта старая лиса Доллас обставил их дело так, что пока не разразится какая-нибудь паника, к ним не подступишься.
- На вашем месте, президент, я велел бы обратить внимание на очень подозрительную компанию немцев, свившую себе гнездо в Штатах. Среди них есть такие типы, как этот Килдингер - самый настоящий убийца.
- Я уже говорил Говеру...
Додд быстро взглянул на Рузвельта и опустил глаза.
- Говер? - в сомнении проговорил он. - Я бы на вашем месте, президент, создал что-нибудь свое.
- Свою разведку? - Рузвельт повернулся к нему всем телом, не в силах скрыть крайнего удивления.
