— Я вовсе не преследую исправительные цели, а стараюсь о справедливой оценке знания.
— Наши бы гимназисты пришли в ужас, если бы увидали программы французских коллежей, не говоря о семинариях.
— Вряд ли Иван Петрович будет этим доволен.
— Бесподобно, говорю вам, бесподобно, вчера он был отлично в голосе.
— Вы тоже хороши, лезете на малый в трефах, а у самого король, валет и две маленькие.
— Шпилевский — распутный мальчишка, и я не понимаю, что вы за него так стоите. Все голоса покрыл резкий тенор инспектора, чеха в пенсне и в седой бородке клином: — Потом я попрошу вас, господа, наблюдать за форточками; никогда выше четырнадцать градус, тяга и вентиляция. Постепенно расходились, и в пустевшей учительской раздавался только тихий басок учителя русского языка, беседовавшего с греком.
— Удивительные там попадаются типы. На лето, перед поступлением, предлагалось прочесть кое-что, довольно много, и, например, Демона — так передают ex abrupto[Без обиняков лат.] «Дьявол летал над землею и увидел девочку».
— Как же эту девочку звали?
— «Лиза»
— Положим, Тамара.
— «Так точно, Тамара».
— Ну и что же?
— «Он захотел на ней жениться, да жених помешал, потом жениха убили татары».
— Что же, тогда Демон женился на Тамаре?
— «Никак нет, ангел помешал, дорогу перешел; так Дьявол и остался холостым и все возненавидел».
— По-моему, это великолепно…
— Или об Рудине отзыв: «Дрянной был человек, все говорил, а ничего не делал; потом связался с пустыми людьми, его и убили».
— Почему же, — спрашиваю, — вы считаете рабочих и вообще всех участников народного движения, во время которого погиб Рудин, людьми пустыми?
— «Так-точно, — ответствует, — за правду пострадал».
— Вы напрасно добивались личного мнения этого молодого человека о прочитанном. Военная служба, как монастырь, как почти всякое выработанное вероучение, имеет громадную привлекательность в наличности готовых и определенных отношений ко всякому роду явлениям и понятиям. Для слабых людей это — большая поддержка, и жизнь делается необыкновенно легкой, лишенная этического творчества. В коридоре Даниила Ивановича поджидал Ваня.
— Что вам угодно, Смуров?
— Я бы хотел, Даниил Иванович, поговорить с вами приватно.
— Насчет чего же?
— Насчет греческого.
— Разве у вас не все благополучно?
— Нет, у меня три с плюсом.
— Так что же вам?
— Нет, я вообще хотел поговорить с вами о греческом, и вы, пожалуйста, Даниил Иванович, позвольте мне прийти к вам на квартиру.
— Да, пожалуйста, пожалуйста. Адрес мой знаете. Хотя это более чем замечательно: человек, у которого все благополучно, — и желающий приватно говорить о греческом. Пожалуйста, я живу один, от семи до одиннадцати всегда к вашим услугам. Даниил Иванович стал уже подыматься по половику лестницы, но, остановясь, закричал Ване: «Вы, Смуров, не подумайте чего: после одиннадцати я тоже дома, но ложусь спать и способен уже только на самые приватные объяснения, в которых вы, вероятно, не нуждаетесь». Ваня не раз встречал Штрупа в Летнем саду и, сам не замечая, поджидал его, всегда садясь в одну и ту же аллею, и, уходя, не дождавшись, легкой, несмотря на преднамеренную медленность, походкою, зорко всматривался в похожие на Штрупа фигуры мужчин. Однажды, когда, не дождавшись, он пошел обойти часть сада, где он никогда не был, он встретил Коку, шедшего в расстегнутом пальто поверх тужурки.
— Вот ты где, Иван! Что, гуляешь?
— Да, я довольно часто здесь бываю, а что?
— Что же я тебя никогда не вижу? Ты где-нибудь в другой стороне сидишь, что ли?
— Как придется.
— Вот Штрупа я каждый раз встречаю и даже подозреваю, — не за одним ли и тем же мы и ходим сюда?
— Разве Штруп приехал?
— Некоторое время. Ната и все это знают, и какая бы Ната ни была дура, — все-таки свинство, что он к нам не является, будто мы какая-нибудь дрянь.
— При чем же тут Ната?
— Она ловит Штрупа и совершенно зря делает: он вообще не женится, а тем более на Нате, я думаю, что и с Идой-то Гольберг у него только эстетические разговоры, и я напрасно волнуюсь.
— Разве ты волнуешься?
— Понятно, раз я влюблен! — и, позабыв, что он разговаривает с не знавшим его дел Ваней, Кока оживился: — чудная девушка, образованная; музыкантша, красавица, и как богата! Только она — хромая. И вот хожу сюда каждый день видеть ее, она здесь гуляет от 3–4 часов, и Штруп, боюсь, ходит не за тем же ли.
