Карпентер произносил слово «черномазый», словно урчащий шелудивый пес, обгладывающий кость: чер-р-рномазый, ниггер-р-р!
Стивенс таких слов никогда не произносил. Он осуждал расовые предрассудки. Если разобраться как следует, у неграмотного ирландца Карпентера, которому общество не оставило другого занятия, кроме осквернения могил, было куда больше общего с негром, чем с белым доктором. Разумеется, он никогда бы не решился заявить об этом вслух. Иногда, глядя, куда идет современный мир, он начинал сомневаться, не слишком ли его взгляды радикальны. Соученики говорили чудовищные вещи о цветных жителях Бостона: об их запахе, умственной неполноценности, животных инстинктах. И, тем не менее, подходя со скальпелями к трупу негра, эти студенты делали для прогресса цветного населения куда больше, чем самые велеречивые аболиционисты. Смерть превращала негра в человека. Только посмертно он оказывался равным белому.
На окраине Конкорда они остановились у невысоких деревянных ворот и стали ждать сигнала сторожа. Вот он помахал фонарем туда-сюда, и повозка Карпентера въехала на кладбище. Кобб заплатил сторожу, как было условлено, и тот провел их к сегодняшней богатой поживе: две могилы взрослых, две подростковые и три младенческие. От дождя земля стала помягче. Работы на три часа. Когда могилы снова засыплют, никому и в голову не придет, что в них кто-то порылся.
– Ваш скальпель, доктор, – произнес Карпентер, протягивая Стивенсу лопату.
Поутру он снова превратится в студента-медика, а нынче ему предстояло попрать смерть. «Осквернить могилу», возможно, было ближе к истине. «Попрать смерть» звучало напыщенно, но тоже верно. Благодаря ему люди после смерти получали возможность послужить благому делу, чего при жизни были лишены.
Изучение мертвых, не раз думал Стивенс, способно повлечь за собой изучение живых, которые, в отличие от трупов, смогут свидетельствовать за себя.
Он потер руки, разгоняя кровь, и вонзил лопату в землю.
Сего месяца 16-го дня из усадьбы нижеподписавшегося Ригдона Бэнкса в окрестностях Хендерсона бежала самочинно или же при содействии третьих лиц молодая негритянка по имени МАРТА, являющаяся собственностью заявителя. Означенная негритянка цвет кожи имеет темно-коричневый, телосложения субтильного, на язык весьма бойкая. Лет ей от роду 21. Была в шляпе черного шелка с перьями. При себе имела два стеганых покрывала из набивного ситца. Будет наверняка выдавать себя за свободную гражданку США.
Ригдон Бэнкс
Округ Гренвилл, августа 28-го дня, года 1839
Свечей больше не было. Кора проснулась потому, что ее укусила крыса. Придя в себя, она ползала по земляному полу платформы и пыталась нашарить крысу, но не нашла. Кажется, дом Сэма превратился в пепелище сутки назад, но точнее она сказать не могла. Если бы время можно было взвесить, как на плантации Рэндаллов взвешивали хлопок, то одну чашу весов тянули бы вниз нарастающие голод и страх, а на другой стремительно таяла надежда. Узнать, сколько ты провел в темноте, можно только когда тебя спасут. Другого способа нет.
К этому времени свечка ей была нужна скорее для компании, она наощупь вытвердила каждую подробность своего узилища.
Платформа была двадцать восемь шагов в длину, от стены до края – пять с половиной шагов, дальше начинался рельсовый путь. От мира на поверхности ее отделяли двадцать шесть ступенек. Потолочная дверь, когда она прижимала к ней ладонь, была теплой. Она знала, на какой ступеньке, если ползти вверх, обязательно зацепишься юбкой за сучок (на восьмой), о какую ступеньку, если быстро съезжать вниз, обязательно оцарапаешься (о пятнадцатую). В углу платформы, как она запомнила, стояла метла. Ею можно было обстукивать пространство перед собой, как это делают слепые, когда ходят с тростью; как это делал Цезарь в ночь побега, проверяя глубину трясины. Но потом она либо чересчур расхрабрилась, либо просто споткнулась и рухнула прямо на пути, потеряв в темноте и метлу, и всякое желание подыматься на ноги. Лучше свернуться калачиком и лежать.
Но выбираться было надо. Долгие часы в темноте в ее воображении разыгрывались сцены из Музея ужасов с собственными типажами: Цезарь, которого линчует гогочущая толпа; Цезарь, размазанный в кровавое месиво по полу фургона охотников за невольниками, направляющихся на плантацию Рэндаллов, где беглого раба ждет наказание. Добряк Сэм в тюрьме; Сэм, вывалянный в дегте и перьях; Сэм, которого допрашивают о подземной железной дороге; Сэм с переломанными костями, забитый до бесчувствия. Банда белых с закрытыми лицами, прочесывающих пепелище. Они открывают потайной люк, ведущий к лестнице на платформу, и извлекают оттуда Кору на пытки и муки.
