Устав от закулисных игр Минго, Валентайн полностью устранился от организации дебатов.
Когда требовалась оппозиция Ландеру, проще было выставить против него кого-то из местных, а Минго жил на ферме целую вечность. Он был не очень речист, но как бывший раб мог говорить за большую часть обитателей.
Воспользовавшись возникшей отсрочкой, Минго активно упирал на необходимость налаживать отношения с белым городским населением. Ему удалось заронить сомнения в душу нескольких человек сторонников Ландера – а вдруг Ландер ведет свою игру? Говорит-то он вроде откровенно, но кто знает, что у него на уме?
– А если они решат, что мы должны уехать? – спросила Кора, поражаясь, с каким трудом ей даются эти слова.
– Кто «они»? Теперь вы одна из нас, – произнес Валентайн, усаживаясь в кресло, куда всегда забиралась Молли, приходя в библиотеку.
Вблизи стало очевидно, что тяжкая ноша ответственности за множество чужих жизней не прошла бесследно. Вид у него был очень усталый.
– Мы можем все потерять, все, что здесь построили. Есть множество белых, которым наше хозяйство покоя не дает. Даже если они не подозревают о нашем сотрудничестве с подземной железной дорогой. Достаточно просто посмотреть вокруг. Если они готовы линчевать раба только за то, что он выучился грамоте, что они почувствуют при виде библиотеки? Эта комната набита мыслями от пола до потолка. Слишком много мыслей для негра. Или негритянки.
Кора так упивалась невероятными сокровищами фермы, что почти забыла, до какой степени они невероятны. Ферма и прилегающие к ней земли, где все делалось цветными и на благо цветных, были слишком обширны по размеру, и жилось там чересчур припеваючи. Такой вот черный анклав на территории молодого штата. Негритянское происхождение Валентайна уже несколько лет как перестало быть тайной. Кое-кто чувствовал себя уязвленным, что его провели и заставили обращаться с черномазым как с ровней. А теперь этот вконец обнаглевший черномазый еще и тычет им в нос свое процветание.
Кора рассказала Валентайну о случившемся на прошлой неделе, когда она шла по дороге в город и ее чуть не переехал белый возчик на телеге. Почти сбив Кору с ног, он осыпал ее чудовищной бранью. И это был не единичный случай.
Стоило обитателям фермы приехать куда-то за покупками, как переселенцы, недавно осевшие в ближайших городках, хулиганье и белое отребье, тут же затевали драки. Приставали к молодым девушкам. На прошлой неделе фуражный склад-магазин украсила табличка «Только для белых» – настигший их кошмар с Юга.
– Мы как граждане США имеем законное право находиться здесь, – успокоил ее Валентайн.
Но Закона о беглых рабах никто не отменял, его надо было соблюдать. Дело еще больше осложнялось сотрудничеством с подземной железной дорогой. Охотники на беглых сюда особенно не совались, но случаи бывали. Прошлой весной к Валентайну явилась парочка таких деятелей с ордером на обыск всех построек. Тех, на кого они охотились, и след давно простыл, но напоминание об облавах живо продемонстрировало всю шаткость положения обитателей фермы. Пока хижины переворачивали вверх дном, одна из кухарок в столовой обмочилась от ужаса.
– Индиана была рабовладельческим штатом, – продолжал Валентайн. – Зло тут пропитало саму почву. Некоторые говорят, что с годами оно въедается все глубже и становится только сильнее. Может быть, мы с Глорией ошиблись с выбором места. Может, из Виргинии надо было бежать еще дальше.
– Я чувствую это, когда бываю в городе, – сказала Кора. – Я знаю такое выражение глаз, я его уже видела.
Она видела его не у таких, как Терренс, Коннелли или Риджуэй, не у отпетых злодеев. Перед ее глазами стояли лица людей, фланировавших по городскому парку в Северной Каролине днем и собиравшихся там для расправ по ночам. Круглые белые лица, одно к одному, словно бескрайнее поле созревших хлопковых коробочек.
Заметив, как она сжалась и понурилась, Валентайн сказал:
– Я очень горжусь тем, что мы тут построили, но если мы смогли однажды начать все с нуля, начнем еще раз. Теперь у меня есть помощники, два взрослых сына, за землю можно будет выручить хорошие деньги. Глория всегда мечтала побывать в Оклахоме, хотя я не понимаю, чего там хорошего, но мне важно, чтобы ей было хорошо.
