— Да, сир. — Проклятый монитор засигналил и примолк, когда ему удалось совладать с ускорением сердцебиения. — А Джастин? Пожалуйста.
Иванов снова похлопал его по плечу, встал, пошел к двери, открыл ее.
И вошел Джастин. Монитор заволновался и успокоился, и снова замолчал; а Грант смотрел на него сквозь мерцающую пелену: Джордан тоже был здесь. Оба вместе. И ему стало ужасно стыдно.
— Ты в порядке? — спросил Джастин.
— У меня все хорошо, — ответил он и снова потерял контроль над монитором, а также за веками, которые, моргая, позволили слезам потечь по лицу. — Мне показалось, что я в большой беде.
— Нет, — сказал Джастин, подошел и сильно стиснул его руку. Монитор затрепетал и снова успокоился. — Все хорошо. Это был совершенно идиотский трюк. Но ты снова дома. Слышишь?
— Да.
Джастин нагнулся и обнял его вместе с ремнями и всем прочим. И отступил. Джордан подошел и сделал то же самое, взял его за плечи и сказал:
— Просто ответь на вопросы. Хорошо?
— Да, сир, — ответил он. — Ты можешь сделать так, чтобы они отпустили меня?
— Нет, — сказал Джордан. — Это для твоей же безопасности. Договорились? — Джордан поцеловал его в лоб. Он не делал этого с тех пор, как Грант был еще малышом. — Теперь поспи. Слышишь? Какую бы ленту ты не получил, я тебя вылечу. Лично.
— Да, сир.
Он лежал и смотрел, как Джордан и Джастин выходят за дверь.
Монитор в панике засигналил.
Он погибал. Чего только не пришлось ему вытерпеть, прежде чем он выбрался из этого места. Поверх плеча Джордана он видел лицо Джастина и прочитал там вполне достаточно.
Где я был? Что в действительности случилось со мной? Покидал ли я это место вообще?
Вошла сестра со шприцем, и невозможно было возразить. Он попытался утихомирить монитор, попытался протестовать.
— Это просто успокаивающее, — сказала сестра и ввела содержимое ему в предплечье.
Или это был Джеффри. Он шел, качаясь вперед и назад, видел кровавые брызги на белой стене, слышал крики людей.
— Все хорошо? — спросила Ари Джастина. Они находились в ее офисе. Наедине.
— Когда он сможет уйти оттуда?
— О, я не знаю, — ответила Ари. — Я в самом деле не знаю. Так же, как сейчас не знаю о соглашении, которое мы выработали, и в котором я не вполне уверена теперь, не правда ли? Что еще у тебя осталось?
— Мое молчание.
— Милый, ты можешь многое потерять, если нарушишь свое молчание. И Джордан — тоже. Разве не потому мы играем в эту игру?
Он дрожал. Он старался скрыть это.
— Нет, мы делали это потому, что ты не хочешь, чтобы рухнули твои прелестные проекты. Потому, что сейчас ты не хочешь огласки. Потому, что это тебе есть, что терять. Иначе ты не была бы столь терпелива.
Медленная улыбка раздвинула губы Ари:
— Ты мне нравишься, мальчик. Ты, действительно, мне весьма нравишься. Преданность — редчайшая вещь в Резьюн. А в тебе ее так много. Что, если я отдам тебе Гранта, нетронутого, прежнего? Насколько он ценен для тебя?
— Вероятно, — произнес Джастин взвешенным, спокойным тоном, — ты можешь ошибиться, оценивая, насколько далеко можешь толкнуть меня.
— Так насколько же ценен?
— Ты освободишь его. Ты не тайпируешь его.
— Милый, он ведь слегка приведен в беспорядок. Он прошел через ад. Он нуждается в отдыхе и лечении.
— Я прослежу, чтобы он получил и то, и другое. И Джордан проследит. Я говорю тебе: не толкай меня на крайность. Ты не представляешь, что я сделаю.
— О, милый, я знаю, что ты можешь сделать. Большая часть твоих планов, действительно изысканна. И мне совершенно нет нужды договариваться с тобой по поводу Гранта. У меня ведь есть ленты совершенно иного плана. Твой отец не вынесет, он просто умрет.
— Может быть, ты недооцениваешь его.
— Да? А ты рассказал ему? — я думаю, нет. Видишь ли, ты должен понять ситуацию. Это не просто его сын. И не какая-то «женщина». Ты его близнец. И это я, Ари Эмори. Не говоря уже об эйзи, — она мягко усмехнулась. — Это изумительно хорошая попытка создать человека, действительно хорошая. Я признаю. И она представляется мне достаточно уважительной, чтобы проявить к тебе немножко терпения. Иди сюда, мальчик. Иди сюда.
Она протянула руку. Он помедлил в смущении и, наконец, протянул свою. Она нежно взяла ее, и его нервы дрогнули, пульс затрепыхался, он внезапно покраснел и потерял способность трезво мыслить.