Инженеры слегка отступили.
— Покажь мандат, трясьця твоей маме! — наступал он на «негодяя». — Куды, куды залезли, бисовы дети? А ну, покажь мандат!.. Какой такой у тебя пароль-пропуск?
Но Кранц повернул ручку. Стрелка скользнула по зеленоватым цифрам и остановилась на тридцати. Тогда из камеры вырвалась тупая фиолетовая молния, она ударила в поднятую хохлом мотыгу и зажгла ее. Мотыга, словно сухая трость, вспыхнула ржавым мгновенным пламенем и выпала из его рук. Хохол раскрыл рот, словно хотел еще крикнуть: «От, бисовы диты!» — и вдруг рухнул на камни, пораженный внезапным сном…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
РАЗГОВОР О НЕКОТОРЫХ ПУСТЯКАХ
Иностранцы продолжали путь.
— Скажите, дорогой Кранц, — вдруг спросил Шпе-ер, — что вы испытываете, когда вам приходится во имя науки убивать живое существо?
— Я не понимаю вопроса! — удивленно отозвался тот.
— Ну, например, когда вы своими лучами убиваете человека?
Эта фраза герра Шпеера окрасилась некоторым оттенком грусти. Все же он был правоверным немцем из Веймара, в котором живали и Гёте, и Шиллер, и даже румянощекие романтики не раз собирали там голубые цветы.
Кранц ответил чистосердечно:
— Вы знаете, Шпеер, я об этом как-то еще не подумал!
— А вы подумайте, дорогой Кранц. Вы обязательно подумайте! — с иронией посоветовал Шпеер.
— Хорошо, — сказал Кранц серьезно, — я обещаю вам подумать об этом, но, дорогой Шпеер, когда всю жизнь занят двигателями лучами и электричеством, не остается времени думать о пустяках; вы знаете я не поклонник Гёте. Я думаю, что только двигатель есть вещь, а прочее все — гниль!
— Браво, Кранц, вы становитесь европейцем больше чем это нужно!
Но тот с легкостью отпарировал и этот удар:
— Иначе дорогой Шпеер мы с вами не были бы здесь!
Так, разговаривая о всяких пустяках, концессионеры подошли к отверстию, из которого вел спуск в пещеру с черепами. В ходе меж тем становилось душно, озонатор ослабевал, «негодяй» расстегнул воротничок своего спортивного костюма и потихоньку стирал пот на лице. По правде сказать, он думал что, черт знает для чего, «влип в здоровенную кашу». «Какое там золото, — с тоской рассуждал он, — и право, лучше просто удрать от этих полосатых чертей. О с ними шутки плохи! Он в этом убедился. Погиб же вот симпатичный русский мужик с пушистыми усами! Погиб ни за понюшку! Погиб за окорок! И, если в подземном Кремле ничего не найдут не случится ли…»
— Следы! — вскричал Кранц.
Шпеер наклонился к самой земле и с минуту внимательно изучал следы шести различных сапог, уходивших в глубину колодца. Русские уже прошли. Теперь это было очевидно. Кранц предложил не спускаться в колодец, а подождать возвращения русских здесь. Не для прогулки же они влезли под землю? Если они откроют следы библиотеки, то он, инженер Кранц, готов без ошибки нап-равить на отверстие колодца свой аппарат…
И так как ему никто не ответил он повернул «прибор смерти» в отверстие нового хода и брызнул в него длинным фиолетовым лучом рассеянного тока. В торопливо перебегавших пятнах света иностранцы увидели скелеты, черепа с темными пробоинами глаз и кости рук, протянутых к ним так близко, словно руки хотели их схватить. Впечатление от этой картины было настолько жуткое что «негодяй» заслонил лицо руками и, словно наседка, присел на пол. Конечно, дальше он не сделает ни шагу! Даже настроенный отнюдь не романтически инженер Кранц несколько смешался. Что угодно, но подземных кладбищ он не ожидал… Впрочем он очень скоро оправился от смущения.
— Дорогой герр Басофф, — сказал он, — вы участвуете в экспедиции как знаток русского народа и его истории, не правда ли? Не объясните ли вы нам, кстати, что обозначает этот склад человеческих скелетов на глубине пятнадцати метров под Москвой?
Тогда «негодяй» коснеющим языком принялся врать о том чего он не знал об Иване Грозном.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ ЕСТЬ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОЛЬЗЕ АРХЕОЛОГИИ
Когда в новое отверстие просунули фонари, оказалось, что даже соединенного света четырех лампочек не хватает чтобы осветить новую пещеру. Опустившись на колени археолог обнаружил, что погреб западал вниз ступеньки, словно оседая, уходили в пол, земля становилась рыхлой и пахла дохлыми кротами. На мгновенье жуткая, почти физическая нерешительность. овладела им. Так часто бывает с людьми,, слишком крепко верящими в одну какую-либо возможность. Если бы свет фонариков падал на лицо, а не шуршал робкими тенями по желтоватому лесу этой типичной неолитической пещеры, на жестком прорубленном его лице можно было бы заметить нечто близкое к отчаянию. Он был археологом — и только! Впрочем, этого было не раз достаточно, чтобы считать свои расчеты с жизнью поконченными он помнит свой последний поход в Холодный Яр. Кто знает, что и с каких времен таил в себе этот широко шумящий лес, пристанище гайдамаков
