Фрикет обратилась к командиру и легко получила разрешение на то, чтобы наложить фиксирующую повязку. Ей ассистировали фельдшер-капрал и вездесущий Барка. Девушка быстро приготовила все необходимое для придуманного ею средства. Вместо шин использовались ленты из пальмовых листьев, в качестве компресса — сухие лепестки, а лигатурой[95] должны были служить волокна из рафии[96].
Затем, с присущей ей смелостью француженка решила:
— Необходимо поставить на место сломанную кость!
Вместе с помощниками ей это удалось, и несчастный солдат почувствовал необыкновенное облегчение, не зная, как ему благодарить замечательного доктора. Фрикет наложила повязку и решила довезти больного до города. В госпитале его сразу же осмотрел главный врач. Он поразился изобретательности, а также прекрасно проведенному лечению, увидя же необыкновенные бинты и шины, остался доволен результатом проведенной операции и воскликнул:
— Прекрасно!.. Нам здесь делать нечего!.. Кость должна срастись правильно.
Побеседовав с Фрикет, медик спросил, где она живет, и даже счел необходимым лично нанести ей визит. Барка как раз в это время занимался обедом. Увидев идущего к ним гостя, он пулей влетел в дом и закричал:
— Госпожа!.. Моя вижу начальник! Сюда идти!
Девушка удивилась, но ничуть не растерялась. Она поведала доктору свою историю, продемонстрировала каморку — и все это без всякой позы, скромно и сдержанно. Сказала, что стремится принести пользу родной стране. Майор слушал и восхищался этой щедрой, великодушной и такой энергичной и самоотверженной девушкой. Решив, что было бы нелепо не пойти навстречу ее желаниям, которые сочетались со столь высоким профессиональным уровнем, он обратился к Фрикет:
— Мадемуазель, к моему огромному сожалению, я не могу дать вам работы, соответствующей вашей квалификации.
— Но ведь какая-то работа все же есть?
— Да, я могу взять вас к себе в госпиталь.
— Тогда примите меня санитаркой… Для меня этого достаточно.
— Это неблагодарный и тяжелый труд, вызывающий иногда даже отвращение… грязная работа…
— Нет ничего грязного, когда делаешь благородное дело… Облегчать страдания — вот женское предназначение, святой долг. Во время войны и знатные дамы, и женщины из народа самоотверженно ухаживают за больными и ранеными…
— Да, вы совершенно правы, мадемуазель. Я, старый военный врач, немало повидал на своем веку, и я знаю, на что способны француженки. Вы достойны ваших предшественниц.
— Когда я смогу приступить к своим обязанностям?
— Как можно скорее… завтра или сегодня вечером…
— Что ж, пусть будет завтра.
— Разумеется, вы получите паек. Что же касается денежного довольствия…
— Мне не нужны деньги… мы ведь на войне… В крайнем случае меня прокормят мои репортажи.
— Вы очень находчивы, мадемуазель, с вами интересно беседовать, — заметил врач, ему было приятно, что у девушки к тому же веселый нрав.
— Я оставлю свой багаж в этой хижине, — проговорила Фрикет. — Мне нужны деньги, только чтобы оплатить питание денщика и зебу.
— У вас есть денщик?..
— Да, араб, которого я вылечила… и зебу… Два моих первых здешних пациента.
— Ну что же, ладно. До завтра, мадемуазель… Рад был с вами познакомиться. За это можно поблагодарить счастливый случай.
— А я, сударь, благодарна вам за честь, которую вы мне оказали, придя сюда.
Доктор откланялся и вышел, а Барка неподвижно замер у стены, держа руку в военном приветствии. Когда врач пропал из виду, араб обратился к Фрикет со своим обычным невозмутимым видом:
— Твоя лучший доктор, чем все майоры…
— Почему?
— У них только резать!.. Всегда резать!
— Может быть, этот не такой…
— Как же… у моего, который хотеть резать мой нога, было две нашивки, а у этого целых четыре, так он резать вдвое больше.
На следующий день Фрикет отправилась на работу в военный госпиталь Маровуэя.
