Подвиг живет вечно - страница 40

Утром Яничка принесла мне завтрак, а к обеду — важную новость:

— Какую-то солидную «птицу» перехватили партизаны в Бренне. Возле каменоломни. Похоже, что это был полковник. Он, видно, сбился с пути. Пытался проскочить заслон, но кто-то из партизан бросил вслед машине гранату. Полковник и шофер убиты. И говорят, что очень ценные штабные документы были при них. Если я правильно поняла, то карта нашего района с пометками, где что расположено, где проходит линия обороны. Так мне передали… Да, еще — в его же планшете были приказы воинским частям, какие-то донесения.

Рассказ Янички вызывает во мне чувство величайшего отчаяния: как это ужасно, что не работает рация! Такие ценнейшие сведения нет возможности передать командованию! Ведь и приказы, и донесения, и пометки на карте — это же «хлеб» разведывательного отдела! А номера воинских частей, их состав, дислокация — все, что стало известно в последние дни майору от немцев-дезертиров, — это все такое цепное и… «бесценное», если мы не можем сообщить своевременно в Центр! Вот каким несчастьем для нас обернулась неудачная выброска группы, при которой грузовой мешок, где были запасные комплекты питания к радиостанции, попал в руки полиции!..

А Яничка продолжает перечислять другие стычки партизан: и с конным патрулем, во время которого убито трое немецких солдат, и с большим отрядом солдат и офицеров вермахта, пытавшихся пробиться к фронту через Бренну.

И после, до того момента, когда ей нужно возвращаться к себе на кухню, готовить ужин немцам-квартирантам, мы с Яничкой сидим в бункере и неторопливо разговариваем, предполагаем и воображаем, как там идет жизнь — в Партизанской республике… Иногда наш разговор прерывается ненадолго, иногда мы обмениваемся лишь короткими фразами. Да нам, собственно, и не надо говорить много. Мы обе понимаем, как им там трудно, нам обеим одинаково дороги и партизаны и республика, и обе мы, наверное, одинаково понимаем хрупкость этой отчаянной, почти безрассудной попытки приблизить победу над фашизмом, приблизить освобождение Горного Шленска… Мы обе понимаем, что красный и красно-белый флаги над школой в Бренне-Леснице — это дерзкий вызов всему фашистскому воинству, напоминание о близком конце третьего рейха. А когда враг чувствует свой конец, он наиболее опасен. И мы и гордимся дерзостью, отвагой наших товарищей, друзей, любимых, и заранее скорбим о тех утратах, которые предстоят обычно как расплата за дерзость.

Так бывает в жизни: ждешь, ждешь чего-то как необыкновенное счастье, а потом уже перестанешь ждать, махнешь рукой… а оно, счастье, тут как тут, долгожданное.

Так случилось и со мной.

В один из вечеров, уже поздно, почти в полночь, вдруг раздались легкие шаги по потолку бункера, потом кто-то начал тихо спускаться в бункер. В приглушенном свете карбидки я увидела сначала знакомые сапоги… потом — край полупальто… потом — дорогие глаза и улыбку.

— Ну, полуночница, почему не спишь? — спросил ласково майор, — Береги силы. До дому еще далеко!..

Я но ответила. Сидела улыбалась. Тихо стучало сердце.

Что можно ответить на шуточки насчет дома? И сама понимаю, что до «дому» — до победы, до полного освобождения из тыла врага, до нашей будущей совместной жизни — еще очень и очень далеко. Пусть не по времени далеко — по обстоятельствам.

— Ну, что молчишь? — спросил майор, располагаясь близко возле меня, чтобы дать место Франеку Заваде, Василию и двум другим незнакомым мне партизанам. — Как ты здесь живешь? — снова спросил майор.

— Ничего, живу… — ответила сдержанно. Не могу же я при посторонних говорить ему о том, как скучаю, тоскую, как с ума схожу от горя и что рация не работает.

Спрашиваю в свою очередь:

— Как вы-то там? Трудно, наверное?

Майор оглянулся на товарищей, рассмеялся:

— Трудно? Ну чего же трудного? Обычная партизанская жизнь. Вот, например, вчера. Почти к самой школе прорвался сквозь заслон «форд» — битком набитый!.. Можешь себе представить, что творилось, если среди убитых одних офицеров — семь человек! А документы! Какие документы мы захватили: карты, донесения, инструкции!..