Младшие братья слушались Сергея. Он был смугл лицом, крепок здоровьем, с движениями свободными и ловкими во всяком труде. И мать часто, как к хозяину, обращалась к нему за советом, так как мальчик был с трезвым крестьянским умом и порой даже чересчур рассудителен.
По соседству жила девочка Поля, с которой он играл и учился вместе.
Выпадал ли на улице снег по колено, текла ли весенняя вода, журча по колеям дороги, они почти всегда возвращались из школы вдвоем.
Они прощались за поворотом дороги, у соседнего дома, и, глядя на ее следы, куда мгновенно набегала вода, мальчик думал: «Когда я вырасту, мы тоже будем вместе».
Он и это считал своим долгом.
Но девочка уехала учиться в город. Исчезли милые следы.
Уехали многие друзья. Покинул деревню и Сергей. Он уехал в Коломну и поступил на завод.
На заводе все было для него любопытно.
После жизни в деревне, где земля была всегда легка и мягка, где и дерево было упруго и податливо под руками, какими-то сказочными, великолепными казались ему люди, в руках которых был только металл. Они точили его, сверлили, резали. Он тек у них под руками подобно золотому потоку.
Он начал присматриваться к этому новому труду.
Вскоре и он стал настоящим работником — токарем-инструментальщиком, научился твердую бесформенную массу металла превращать в драгоценные детали.
Он трудился упорно и делал это с легкой душой. Он с ранних лет не любил праздности, и чувство труда и долга жило в его сердце так же глубоко, как и привязанность к матери, к братьям, сестре.
Это была пора, когда в жизни появляются уже верные друзья юности и когда юноша становится комсомольцем…
В армию, когда началась война и наступил его час, Сергей Шершавин пришел уже коммунистом.
Немцы стояли на правом берегу Донца. Мы держали оборону на левом.
В это время Сергею Ивановичу Шершавину было двадцать семь лет, и был он командиром взвода саперов.
Однако ничто как будто не предвещало героя в этом простом рабочем человеке, всегда очень опрятном в одежде, с худощавым лицом и зоркими, близко поставленными друг к другу глазами. Вот разве только его золотые руки. Золотые руки сапера.
Трудное дело быть сапером в этой войне бесчисленного количества мин, которые враг избрал своим главным оружием. Но ловкие руки Шершавина, постоянно трудившиеся то над землей в поле, то на заводе над металлом, привыкли вскоре и к взрывчатке. Он с поразительным искусством расправлялся с немецкими минами самых разных видов.
Однажды было получено донесение, что в расположении части, против небольшого озера Белое, немцы переправились на левый берег Донца и накапливают силы для дальнейшего движения.
Из боевого охранения прибежал боец, весь окровавленный, и сказал командиру:
— Немцы на нашем берегу. Один я спасся. Все остальные побиты.
Это было неожиданно.
Командир приказал саперу Шершавину пойти и проверить участок боевого охранения и провести нашу разведку через минные поля.
Шершавин пришел на место к вечеру. Он осмотрел огневые точки боевого охранения и его пулеметные гнезда. Все они были обращены вперед, на запад, к высокому берегу Донца. Впереди было тихо.
— А что тут у вас налево делается? — спросил сапер у бойцов и показал на низину, дымящуюся вечерним туманом, который потихоньку начинал подниматься вверх над небольшими кустами ивы и зарослями терновника.
Там тоже было тихо.
— Туда мы не ходили, — сказали бойцы, — там болота.
— Вот и дурни! — ответил сапер. — Так вас и унести можно.
Он не любил плохой работы.
И он пошел налево, через кусты, навстречу все усиливающемуся запаху болотной травы и влаги. Вслед за ним шла разведка: сам командир роты, командир боевого охранения и боец.
Уже была ночь. По небу плыли облака, изредка открывая луну. И свет ее был похож на мглу, изнутри освещенную слабыми искрами.
Шершавин шел впереди разведки, как ходил он всегда, стараясь первым нащупать минное поле противника. Должно же оно быть где-то тут, близко! И он нашел его. И начал бесшумно трудиться над немецкими минами, испытывая при этом то чувство удовольствия, какое испытывал он при всякой работе.
Проход был сделан быстро. Шершавин двинулся дальше.
