— Я не хочу священника, — медленно заговорил Мадейрос, подбирая слова и распутывая клубок своих мыслей с большим трудом и величайшей серьезностью, — потому что он опять вернет мне страх. Я теперь не боюсь. Весь сегодняшний и вчерашний день, а также и позавчера и третьего дня мне было так страшно! Я умирал множество раз, и каждый раз, когда я умирал, я так мучился. Ведь страх — это самая ужасная вещь на свете. Но теперь у меня есть два товарища, их зовут Николо Сакко и Бартоломео Ванцетти, они. поговорили со мной и отогнали мой страх. Поэтому-то мне и не нужен священник. Ведь если я не боюсь смерти, значит я не боюсь того, что будет после смерти.
— Что они могли сказать тебе? — в отчаянии спросил патер. — Разве они могли дать тебе господнее отпущение грехов?
— Они дали мне человеческое отпущение грехов, — ответил Мадейрос просто, как ребенок.
— Но вы помолитесь со мной? — воскликнул патер.
— Мне не о чем молиться, — сказал Мадейрос. — Я нашел друзей, и они будут со мной, покуда я жив. О чем же мне еще молиться?
И, сказав это, он растянулся на койке, положил руки под голову и закрыл глаза; у патера не хватило духу заговорить с ним снова. И они с начальником тюрьмы ушли ни с чем, так же как пришли. Но на этот раз, проходя мимо камер Сакко и Ванцетти, священник заглянул туда и увидел людей, ставших легендой Новой Англии. И, когда он посмотрел на них, они в ответ посмотрели на него; их взгляды встретились.
Патер быстро шагал по темным переходам Чарльстонской тюрьмы, но, как бы ни был тороплив его шаг, ему все же удалось скрыть от начальника тюрьмы, что он просто обратился в бегство. Там позади, за его спиной, в камерах смертников жила тайна, недоступная его пониманию, но грозившая ему гибелью, и он бежал от этой тайны.
Начальник тюрьмы был рад избавиться от патера ведь ему еще так много надо было сделать, а часы показывали почти десять часов вечера. Люди не понимают, сколько хлопот несет с собой казнь, не говоря уже о том, что она неприятна сама по себе; порой, когда он был склонен пофилософствовать, — а какой начальник тюрьмы лишен этой склонности? — он сравнивал свои обязанности с обязанностями директора крупного и хорошо поставленного бюро похоронных процессий. Ничего не поделаешь, он тут ни при чем, и, если прекращение жизни сопровождается более сложным ритуалом, чем ее начало, не его дело вмешиваться в этот распорядок или негодовать на него.
Прежде всего начальник направился в столовую, примыкавшую к камерам смертников, которую он предоставил для нужд прессы. Комната уже была полна репортеров, получивших специальные приглашения присутствовать либо при самой казни, либо поблизости от того места, где она совершалась. Начальник тюрьмы знал, чего стоят хорошие отношения с прессой, и постарался предупредить все желания репортеров. Аромат свежесваренного кофе наполнял столовую, а на столах возвышались груды аппетитных бутербродов и сдобных булочек. Начальник специально закупил двадцать пять фунтов отличных копченостей и холодного мяса; он всегда считал, что и постоянных обитателей тюрьмы не следует кормить тухлой пищей, но удовлетворить аппетит представителей прессы было еще важнее.
Телефонная компания тоже внесла свой вклад; в тюрьму было введено шесть прямых проводов, с, тем чтобы малейшие подробности казни могли стать известны всему любопытному человечеству без всякой помехи или промедления. А начальник позаботился еще и о том, чтобы газетчикам было обеспечено достаточное количество карандашей и бумаги, на которой они смогут запечатлеть все свои прихотливые фантазии и мысли. Не без самодовольства думал он о том, что сегодня к нему, к его тюрьме и к этому старому городу штата Массачусетс привлечено внимание всего мира, но тут же смущенно оправдывался, что он лично здесь ни при чем и от него требуется лишь проследить за тем, чтобы все прошло гладко, без сучка, без задоринки.
Стоило ему появиться в столовой, как его окружили репортеры и забросали вопросами. Им нужно было знать все подробности: имена надзирателей и часовых, имя тюремного врача, имела всех, кто примет хоть какое-нибудь участие в казни. Они допытывались, будет ли он до последней минуты поддерживать связь с канцелярией губернатора, — ведь надо быть уверенным в том, что, если казнь будет отсрочена, известие об этом не опоздает ни на секунду. Они хотели знать, в каком порядке будут казнены трое осужденных.
