Совсем рядом цвиркнула пуля, за ней вторая, третья… Бой разгорался с новой силой.
Ильичев скатился на дно глубокой воронки, где, к своему немалому удивлению, увидел прибывшего в батальон с пехотным пополнением ефрейтора. Скуластое лицо, изрезанное морщинами, запачкано, неопределенного цвета усы, то ли рыжие, то ли прокуренные до желтизны обвисли. Время от времени он поднимался и выглядывал из воронки. Поднимаясь так очередной раз, едва успел высунуть голову над срезом укрытия, как с нее точно вихрем сдуло пилотку.
Она упала на дно воронки к ногам Ильичева, а ефрейтор присел. С тонким зловещим свистом над окопом пронеслось несколько пуль. Длинной очередью ответил наш станковый пулемет, словно тяжелой плетью рассек воздух.
Ефрейтор, разглядывая пробитую пулей пилотку, сокрушенно покачал головой.
— Ну и ну!
Петр заметил на его шее длинный розовый шрам, похожий на стручок.
— Где это вас?
— Есть такой городок — Бреслау…
— Бреслау?.. Знаю.
— Ты что, тоже там воевал? — недоверчиво поинтересовался он: уж очень молод был собеседник.
— Да нет… Не я, один мой знакомый…
— Ясно. Слушай, как будто потише стало. Пойдем, что ли?
— Пойдем.
И они выбрались из воронки.
…Корабли артиллерийской поддержки десанта и береговая батарея всей своей мощью обрушились на мысы Кокута и Котома. Огонь японских батарей был дезорганизован. Теперь самураи вели стрельбу лишь из одиночных уцелевших орудий.
Морские пехотинцы перешли в новую атаку. Не давая врагу опомниться, советские воины расширяли плацдарм, захватывали новые рубежи. Вслед за первым отрядом десанта уже разворачивались и вступали в бой главные силы для решительного штурма «неприступной крепости», как хвастливо называли японцы остров Шумшу.
Однако обстановка продолжала оставаться сложной. На судах, подходивших к острову с новыми подразделениями десантников, от попаданий возникали пожары.
А на берегу десантники шаг за шагом продолжали теснить самураев.
Особенно упорно враг оборонял высоту 171, ту, что господствовала над местностью и прикрывала подступы к центру острова. Японцы опирались на хорошо оборудованные позиции, систему дотов и дзотов. Для борьбы с ними у десантников не было средств; полевая артиллерия оставалась еще на судах.
Попытки морских пехотинцев подавить огневые точки врага ручными гранатами успеха не имели. Через несколько минут после взрыва гранат противник возобновил огонь.
И вот завязался бой за высоту.
Моряки, несмотря на значительные потери, упорно продвигались вперед. Временами вражеский огонь достигал такой силы, что, казалось, шагу больше не сделать. Но снова гремело «Ура!», и наши цепи совершали новый бросок, настойчиво приближаясь к цели.
Ильичев продвигался вместе с другими десантниками, когда послышался протяжный, все нарастающий треск. Петр припал к земле. Воздушная волна толкнула его слева, осколки со свистом врезались в почву.
Пробегавший мимо Додух задержался.
— Петя, что с тобой? Ранен, что ли?
— Нет… — Петр приподнялся, хотя все тело его сводило судорогой.
Он бросился вслед за Додухом. Бежал и падал, поднимался и снова бежал.
Рота почти достигла вершины высоты.
Японцы, убедившись, что численность десантников незначительна и артиллерии у них нет, предприняли контратаку.
Из-за балки неожиданно появились неприятельские танки. Они шли на большой скорости, петляя и бешено строча из пулеметов. За ними бежали самураи.
— Подпустить ближе! Целиться спокойней! — скомандовал старший лейтенант Кащей.
Резко зазвучали выстрелы. Один из вражеских танков, словно раненый зверь, завертелся на одном месте и вспыхнул. Разбрасывая брызги огня и сильно дымя, теперь горели уже семь японских машин.
Но уцелевшие танки и пехота снова перешли в контратаку.
И рота, отчаянно сопротивляясь, попятилась к подножию высоты.
— Окопаться! — раздалась команда по цепи.
Каменистый грунт не поддавался малым саперным лопатам. С трудом удавалось выдолбить лишь небольшое углубление.
Лежа в мелком окопчике, Ильичев видел, как, примостившись за покатым валуном, командир внимательно рассматривает карту. Плечи его приподнялись, локти оттопырились, голова втянулась в шею. В эту минуту он походил на большую, нахохлившуюся птицу, которая приготовилась взлететь.
