Подпольщикам и партизанам могли бы помочь сами пленные, если бы они знали, что в одном из замаскированных подвалов лежит надёжно упрятанное оружие — несколько десятков винтовок, револьверы, гранаты и даже ручной пулемёт.
Но как сообщить пленным об оружии? Нужна связь с пленными, а как установить её?
Иван Егорович не находил себе места: не послушал когда-то добрых людей и, готовясь остаться в подполье, настоял на своем, спрятал оружие в усадьбе МТС. Ему казалось, что так лучше, что всё будет под руками и в любой момент можно воспользоваться арсеналом.
«Прошляпил, факт прошляпил», — часто упрекал себя Зернов. Но разве он мог предположить, что захватчики превратят усадьбу в лагерь, что восстановят его мастерские и будут ремонтировать свою технику.
«Вот и думай теперь, директор, мёрзни в снегу. Ползай, как крот, а думай, чем и как выкурить охранников, как уничтожить мастерские, а главное, как вызволить пленных…»
«Ничего, ничего, что-нибудь придумаем», — успокаивал себя Иван Егорович.
Теперь на руках у доктора Бушуева был пропуск, подписанный самим комендантом полковником Дикманом, и он в любое время дня и ночи мог без боязни ходить по городу. Полковник Дикман относился к своему спасителю-доктору с подчёркнутым вниманием, нередко приглашал его к себе в гости, знакомил с какими-то чопорными офицерами и гражданскими лицами. Комендант каждый раз не забывал воскликнуть:
— Русская интеллигенция душой и сердцем принимает наш новый порядок, пример тому — замечательный русский хирург Бушуев.
А замечательный русский хирург посмеивался про себя, но всё-таки поддакивал.
Порой они вдвоём с Дикманом сидели в просторной, украшенной коврами гостиной, и тогда со стороны могло показаться, будто встретились за чашкой кофе добрые знакомые и ведут непринужденную беседу о том, о сём.
Видимо, чтобы ещё больше расположить к себе хирурга, полковник Дикман заводил речь о русской литературе, читал наизусть стихи Бунина, рассказывал о том, как слушал однажды Шаляпина и был покорен русскими песнями. Порою он включал приёмник, ловил Москву, и в гостиной звучали с детства милые сердцу Фёдора Ивановича русские мелодии.
Всякий раз, подходя к дому коменданта, доктор Бушуев видел внушительную охрану — вооруженных до зубов эсэсовцев, из чердачных окон торчали дула пулемётов, а вокруг дома по цепи ходили огромные злые овчарки. Во дворе, под навесом, стоял броневик. Хотя сам полковник не прочь был поговорить о непобедимости гитлеровской армии, о незыблемой прочности «нового порядка», в его глазах Фёдору Ивановичу виделся животный страх. Уже одно то, что во время таких непринуждённых бесед комендант старался садиться подальше от окна под защиту надёжного простенка, — говорило о многом. А после того, как на улице в легковой машине был убит начальник городской полиции изменник Ягнёнков, комендант стал разъезжать по городу на броневике.
«Боишься, фашистская морда, разглагольствуешь о силе, а сам дрожишь, как паршивый щенок», — с усмешкой думал Фёдор Иванович. Дома он докладывал Зернову о визите к бывшему пациенту.
— Хорошо, Фёдор Иванович, очень хорошо, — говорил, потирая руки, Иван Егорович. — Покровитель у вас вполне надёжный, и вы должны использовать это знакомство до конца. Нам пришла в голову такая мысль — не пора ли вам изменить образ жизни…
Фёдор Иванович заинтересованно взглянул на собеседника. Изменить образ жизни? Да, он согласен, ему надоело ходить к коменданту, ему надоело слушать полковничьи речи, от которых неудержимо кипела в груди ненависть.
— Пора, Иван Егорович, — согласился он. — Я сам давно хотел просить вас об этом, потому что не могу больше наносить визиты коменданту, потому что в одно прекрасное мгновение не выдержу и…
— Погодите, погодите, — остановил его Зернов. — У нас другая мысль. Мы думаем, чтобы вы жили на широкую ногу, как и подобает прославленному на всю Европу хирургу. Не удивляйтесь, Фёдор Иванович, именно на широкую ногу. Я знаю, квартира у вас просторная. Откройте-ка вы здесь частный приём. Немцы, как вы знаете, всячески поддерживают частных предпринимателей. Сделаем вам красочную вывеску: «Доктор Бушуев Ф. И. Приём от… и до…» Машиной мы вас обеспечить не можем, а добрую лошадку найдем и возницу подберём надёжного, своего человека. Не пристало известному хирургу ходить по городу пешком, да и трудновато ходить вам. Вы теперь, Фёдор Иванович, вне всяких подозрений, а нам так нужна ваша квартира…
