Подвиг бессмертен - страница 10

— Меня бы ни за что не сбили, — уверял ас, — если бы мы вовремя отступились от этих сумасшедших штурмовиков. Я говорил Фридриху — давай отстанем. Ваши «илы» дрались, как разъяренные тигры.

— Нет, — улыбнулся командир полка, — рано или поздно вы должны были сломать себе шею, Рейнгардт. Вы просто плохо знаете наших летчиков.

Вечером, поужинав и получив очередное задание, Голубев отправился отдыхать в землянку. Но спать не хотелось, события дня взволновали его. Он остановился у входа, глотнул вечерний теплый воздух, посмотрел на небо, где в бесконечной синеве горели звезды, улыбнулся:

— Эх, благодать какая! Пошли, товарищ Хрулев, спать под крыло машины. Да не забудьте вместе с одеялом патефон прихватить.

Так бывало не раз. Улучит Виктор вечером минутку, возьмет патефон и уходит с Хрулевым куда-нибудь подальше от землянки, чтобы не мешать отдыхать товарищам. Мембрана дребезжит, пластинки старые. Хрулев просит командира «беречь патефонную матчасть». Но Голубеву хочется послушать и «Калину», и арию «Вертера», и «Песню о Родине».

Вот и сегодня — лег на спину, раскинул руки, лежит, не шелохнется. Из мембраны вырывается волнующий, полный тоски голос:

Повій, вітре, на Вкраїну,

Де покинув я дівчину...

А небо высокое, и столько цветов вокруг, и воздух так свеж и душист, что всю бы ночь не сомкнул глаз!

Виктор не сразу замечает, как к тенору присоединяется новый голос:

Де покинув карі очі,

Повій, вітре, о півночи...

Голубев поворачивает голову и видит высокую, худую фигуру летчика с тонким задумчивым лицом.

— Это вы, Бондаренко? Садитесь, вместе будем петь об Украине. Люблю я ваши песни — раздольные, звучные.

— Это верно, песни у нас хорошие, — задумчиво вздыхает Бондаренко.—Только нынче не поет, а стонет Украина. Почти всю ее фашисты захватили. Мать моя, что они творят там!

Голубев приподнялся на локте, суровая складка легла возле рта. Фашисты рвутся к Волге, к Сталинграду, хотят отобрать привольную степь, отнять самое дорогое — Отчизну.

— Вернемся мы на Украину, — помолчав, отвечает Голубев. — вернемся.

— У всех у нас нынче горе. — добавляет Хрулев, — Я вот сам с Урала, а думаете, Украина не дорога? Родина не пирог, по частям не разделить. А товарищ капитан из Ленинграда. Я в нем не бывал, но и Ленинград для меня родной. Земля наша едина, и горе у нас одно, и радость будет общая, и врага миром одолеем.

                                                                                              * * *

...Шестерка «илов» летит над городом. Черные султаны дыма поднялись, извиваясь, и словно застыли в воздухе. Видны разрушенные дома, пепелища, горы битого кирпича. Над городом день и ночь слышен рокот моторов. Сегодня шестерка Голубева не встретила ни одного «лапотника», — как звали летчики Ю-87 за их кривое неубирающееся шасси, — и через несколько минут подразделение благополучно достигло цели — танковой колонны.

И когда Голубев шел в пике, ловя на перекрестие прицела темное туловище стального паука, и когда наблюдал, как взметнулось пламя от разрывов, он ни на мгновение не забывал того, что видел, пролетая над городом.

Было уже подбито с десяток танков, когда один из воздушных стрелков сообщил о приближении вражеских истребителей. Голубев отдал команду:

— Строиться и за мной!

Отряд быстро скрылся в космах серых, нависших над землей облаках.

— Атаки продолжаем с двух сторон и одновременно.

Иначе танки расползутся по местности, — раздался по радио его жесткий, четкий голос. Он помолчал. — Поясняю: сбор в квадрате 40. Но это пока условно.

Через 5 минут, славно ураган, с двух сторон обрушилась шестерка на колонну. Все произошло в какое-то мгновение. Неожиданность, натиск, групповой огонь смяли фашистов, не дали им опомниться. От колонны уцелело только два танка. Но истребители противника могли появиться снова. Голубев передал Соколову:

— Примите команду и ведите группу на аэродром!

— А как же вы?

— Я догоню. Нельзя же этих двух оставить на развод.

Поздним вечером его вызвали к командиру гвардейского полка. Седой полковник с орлиным носом и удивительно добрыми, голубыми глазами, протянул Голубеву телеграмму командующего фронтом: «Поздравляю высоким званием Героя Советского Союза тчк Горжусь отважным соколом тчк Желаю решающих побед борьбе врагом».