— Есть боевое задание, Василий, — улыбаясь, сказал он и пояснил: — Сейчас же отправляйся в военторг. Тебе готовят там новую форму. Не уходи из мастерской, пока не получишь все с иголочки!
Начальник военторговской мастерской ждал меня. Не прошло и двух часов, как я уже не узнавал себя: на мне было все новое — китель, брюки, хромовые сапоги, шинель.
— Суконце–то вам досталось сплошняком генеральское, — осматривая меня перед зеркалом, проговорил мастер.
В самом деле, брюки у меня оказались с генеральскими лампасами, которые пришлось опороть.
Утром роскошный лимузин ЗИС–101 подкатил к подъезду гостиницы. Пчелинцев, Горелик и я помчались в сторону Кремля. Вот и проходная Спасской башни. Через несколько минут мы оказались в просторном кабинете. Вдоль стен справа и слева сидели генералы. Длинный стол в центре был пуст. Мы остановились перед торцом этого стола. К нам подошел Климент Ефремович Ворошилов. Он поздоровался с каждым за руку и указал на кресла возле стола, а сам сел за торец, рядом с нами.
— Начнем, товарищи, — сказал он, глядя на генерала Щаденко. Тот кивнул Пчелинцеву: дескать, начинай.
Володя Пчелинцев, человек не робкого десятка, начал выкладывать свои соображения бойко и без запинки. К.Е.Ворошилов, слушая его, делал какие–то пометки на листах в развернутой перед ним папке. Это, вероятно, была последняя инстанция перед докладом Сталину предложений, подготовленных на основе наших сообщений в Генеральном штабе.
После Пчелинцева поднялся Горелик, затем наступила моя очередь. Мое выступление длилось, как мне показалось, минуты три. На самом деле я говорил гораздо дольше: счастливые часов не наблюдают, тем более минут. Да, я был счастлив тем, что мой опыт и мои соображения о действиях снайперов в обороне не остались без внимания, что о них будут докладывать самому Сталину. Я гордился тем, что солдат и Верховный Главнокомандующий могут понимать друг друга…
Прошло еще немного времени, и на мою ладонь из рук Михаила Ивановича Калинина легла Золотая Звезда Героя Советского Союза.
— Поздравляю!
— Служу Советскому Союзу!
Кто–то из товарищей помог мне прикрепить на грудь Звезду и орден Ленина. Первые минуты я даже боялся дышать. От волнения в ушах стоял гул, будто эхо Сталинградского сражения — великой битвы, где надо было стоять насмерть и забыть о том, что за Волгой есть земля…
Мне не удалось уловить дословно речь Михаила Ивановича, но я на всю жизнь запомнил его напутствие:
— Любить Родину сердцем верного патриота и служить ей, не зная страха в бою.