Надо было уничтожить пушку или ее расчет. Но как? Огнем снайпера или гранатами? И кто сделает это?
На глаза командиру роты попался Саша Колентев, невысокого роста уральский паренек, снайпер. Появлялся он всегда неожиданно, в самый критический момент. Одет легче обыкновенного солдата–пехотинца. Худые, тоненькие ноги замотаны грязными обмотками, изодранная, пропотевшая гимнастерка, измазанная кровью и грязью, казалось, вросла в кожу. Помятая осколком каска натянута на голову до самых ушей, но большие синие глаза блестят задорно. Это он — знали о нем такое, — бросая гранату, бывало, кричал: «Фрицы, ловите!» Или: «Разойдись, фашисты, гранаты летят!»
И вот наш Саша уже на крыше конторы. Как он туда пробрался, под огнем? Выстрелил раз, второй, третий… И тут же по нему хлестнули вражеские пулеметы. Саша отшатнулся в сторону. Его снайперская винтовка повисла на выступе стены. Неужели убит? Фельдшер Леня Селезнев стал пробираться в коридор конторы. Подполз поближе, крикнул:
— Саша, ты живой?
— Живой, только шевелиться нельзя, — послышался ответ. — Меня два снайпера взяли на прицел. Не подходи…
Селезнев быстро вернулся, доложил командиру батальона.
— Эх, молодость!.. — ворчал комбат. — Погорячился парень. К его бы молодости да темпераменту еще бы голову рассудительную. Вот что мне нужно в батальоне.
— Философия хороша после боя, — заметил замполит Яблочкин.
— Пушку надо подорвать гранатами, — сказал комбат.
Выполнить эту задачу вызвался связной четвертой роты Пронищев, широкоплечий, курносый, голубоглазый сибиряк.
— Идите сюда, смотрите, — подозвал его к себе комбат. — Сейчас вы согнувшись бегом–бегом пересечете двор, у самой стены заляжете. Хорошо осмотритесь. Примечайте, с какой стороны простреливается участок. Из–под стены котельного цеха ползком спуститесь в воронку, оттуда — к паровозу. Из–за паровоза и бросайте гранаты. Вас будут прикрывать снайперы. Помните, путь опасный, задача сложная, действуйте не торопясь, хладнокровно. Вы меня поняли?
— Так точно, второй год воюю.
Пронищев поправил на ремне противотанковые гранаты, зарядил автомат, козырнул и выбежал из цеха.
Рядом со мной стоял Миша Масаев. Я спросил его:
— Ну как, дойдет?
— Должен. Если хватит выдержки…
Пронищев стремительным броском пересек двор. Теперь ему надо было залечь у стены, как наказывал комбат, но Пронищев сразу побежал к котельному цеху.
— Назад! — крикнул комбат. — Вернись!
Убедившись, что кричать бесполезно, комбат замолчал. Пронищев пробежал по открытому месту, обогнул котельную. Вот он уже поравнялся с трансформаторной будкой. Фашисты не стреляли. Может быть, думали, что русский солдат бежит к ним в плен…
До паровоза оставалось метров пятнадцать. «А там его уж не достанут», — подумал я про себя.
И тут заработали пулеметы. Пронищев дернулся, остановился, повернулся лицом в нашу сторону и упал. Все мы оцепенели. Комбат стоял бледный, молчал.
— Вот к чему приводит неразумный риск, — наконец сказал он. — Эх, Пронищев…
Командиры посмотрели друг на друга, как бы советуясь молча. Потом комбат обернулся к нам и спокойно, словно о чем–то обыденном, спросил:
— Кто сможет подорвать эту пушку?
Я посмотрел на Мишу Масаева, он взглядом ответил! «Давай!»
— Разрешите, товарищ капитан, нам с Масаевым!
Масаев — здоровый, сильный матрос с лихо закрученными усами — встал рядом со мной. Командир батальона взглянул на старшего лейтенанта Большешапова, как бы спрашивая его: «Ну, как твои матросы?»
Большешапов ответил:
— Сделают, будьте уверены.
Комбат подошел, пристально посмотрел нам в глаза, потом спросил:
— Как будете действовать?
— Сперва проберемся вдоль цеха по стене, далее… — я показал пальцем на траншею.
— Значит, по фашистам шагать решили?
— Дальше — подземная труба, человек пролезет. По ней — в котельную, к нашим пулеметчикам, потом ползком к паровозу. Из–за паровоза бросим гранаты.
— Так, значит, под землей… Ну хорошо. Только не спешите. Тут мы вам помочь не сможем, все зависит от вас, понятно?
— Понятно! — ответили мы.
Комбат, положив свои большие руки на наши плечи, сказал:
— Ну, в добрый путь, подводники.
