Дремов отряхнул с шинели землю, и вдруг ему пришла в голову мысль, что, забравшись под камень, он просмотрел две белые ракеты. Может, они давно уже взлетели в небо, приказывая ему отходить? Дремов так перепугался, что даже свирепый обстрел из минометов как–то притупился в его сознании. Лейтенант поднялся и побежал на левый край разыскивать Шовкуна. Тот сидел, нахлобучив каску так, что из–под нее был виден только кончик подбородка, и прижимал к груди винтовку с оптическим прицелом. Дремов приказал ему разведать проход в лощинку.
Шовкун возвратился минут через пять. Рукав его шинели был разорван, под левым глазом краснела ссадина.
— Каменюкой шибануло, там щель мелкая, — сказал он, осторожно притрагиваясь к ссадине грязными пальцами. — Можно через бугор пройти. Кой–кого уложат, а другие пройдут. В лощине минное поле.
— Случаем, ракет не было?.. Две белые ракеты? — спросил лейтенант.
— Нет, не было, — ответил старшина. — Я бы приметил.
Где–то близко ухнула мина. Они нагнулись под стенкой, уткнувшись друг в друга.
— Сильно бьет, холера, без всякого продыху… Все по нас да по нас. Где же другие роты идут? — неожиданно спросил Шовкун.
Дремов пожевал сухими, будто опаленными губами и сказал старшине, что Горелую атакует одна их рота.
— Хиба ж можно? — удивился Шовкун. — Це ж як с хворостиной на волка…
— Так, старшина, — согласился Дремов и вдруг, то ли оправдывая командира полка, который дал такой приказ, то ли боясь, что старшина падет духом, стал торопливо говорить ему, что рота наносит отвлекающий удар, а севернее Горелой вроде наступает полк морской пехоты…
Поблескивая глазами из–под каски, Шовкун выслушал лейтенанта, но недоверчивый блеск его глаз говорил, что он не верит выдумкам.
— Не треба мене таки балачки, лейтенант, — помолчав, сказал он. — Раз одних послали, будем одни и держаться… Вроде потяжельше стали кидать.
Дремов поднял голову и в скрипе мин различил высокие шелестящие звуки. Потом гулкие, будто удары в барабан, взрывы. Они отчетливо выделялись в трескотне лопающихся мин.
— Снаряды, — сказал лейтенант. — Значит, артиллерию пустили… Так бьют, а мы еще целые. Со стороны глядеть, никто не поверит, что мы еще целые… За ракетами смотри, старшина. Пока ракет не будет, нет нам приказа отходить… Слышишь!
Каска старшины с блестящей вмятиной на макушке кивнула лейтенанту в ответ.
Батареи беглым огнем били по каменному «пятачку», где сидела горстка солдат. Снаряды дробили гранит, взрывы все чаще и чаще накрывали цель. Безостановочно пели осколки, расселина была затянута сизым дымом. Раскаленные куски металла глухо брякали о гранитные стенки.
— Санитар! — истошным голосом завопил кто–то рядом с Дремовым за выступом камня. Лейтенант заглянул туда и оторопел. Зеленцову, солдату, прибывшему в роту с последним пополнением, взрывом оторвало обе ноги. Одну выше колена, вторую посредине голени. Откинувшись спиной к камню, Зеленцов смотрел на оторванные ноги и тонко верещал:
— Санитар! Санитар!
Его молодое лицо со щегольскими усиками было восковым. На нем темнел широко раскрытый рот, а в нем язык, лопатой прижатый к зубам.
— Сани–та–ар! — Крик Зеленцова с каждым разом становился все глуше.
Санитара не было. Ротный санинструктор был убит еще на склоне.
Зеленцов сидел неподвижно, будто спину его приклеили к стенке. Но правая рука лихорадочно двигалась. Пальцы ощупывали камни, жухлые папоротники, густо забрызганные кровью, щебенку, торопливо мяли полы шинели.
Дремов догадался, что Зеленцов разыскивает оторванные ноги, которые взрывом откинуло метра на полтора. Одна закатилась под валун, и оттуда выглядывал только носок ботинка. Вторая лежала перед Зеленцовым, но тот уже не видел ее.
Лейтенант подскочил к солдату, но, взглянув в стекленеющие глаза, в восковое лицо, понял, что перевязывать бесполезно.
— Ты ляжь, — сказал он, ухватив Зеленцова за плечи. — Ложись, легче будет.
Зеленцов не сопротивлялся, но правая рука его, как и раньше, ощупывала все вокруг короткими ищущими движениями. Растопыренные пальцы ткнулись в бок лейтенанту.
— Санитар! — откидывая голову, будто его ударили в поясницу, прохрипел Зеленцов. — Са–ни–тар…
