Стрелка на циферблате отсчитала еще пять минут.
— Пора, Иван Павлович, — глухо сказал Дремов и подал Кононову руку. — Двигай свое войско.
От роты отделились трое и, пригибаясь в березках, ушли в сторону озера, где все еще студнем колыхался туман над водой.
Стрелки неумолимо приближались к заветной отметинке на циферблате. Дремов доложил комбату, что начинает атаку, и приказал связисту отключиться от линии.
— Сразу за нами на склон не суйтесь, — неожиданно для себя сказал ему лейтенант. — Подтягивайтесь помалу вслед.
Дремову вдруг захотелось, чтобы этот старательный розовощекий мальчик, так умело управляющийся с телефонными аппаратами, остался жив. Он мог приказать связисту, чтобы тот шел в цепи, вместе с ротой. Тогда атакующих будет на одного больше… К чему этот лишний? Может, хоть мальчишке повезет и он останется жив. Впрочем, не очень большая разница идти в боевом порядке роты или в двухстах метрах позади. Все равно не минуешь этот проклятый склон.
А часы тикали и тикали. Мерно билось их равнодушное железное сердце. До начала атаки оставалось три минуты.
Дремов поправил ремень на шинели, закинул на плечо трофейный автомат и огляделся вокруг. Из–за сопки уже выглянула густо–оранжевая краюха солнца, и хмурые скалы словно преобразились. Темный выступ на склоне сопки, похожий на голову нахохлившейся вороны, заиграл светло–коричневыми отблесками, а груда валунов у его подножия стала темно–фиолетовой. Заросли березок в лощинках вспыхнули таким нарядным багрянцем, будто каждый оставшийся на их ветках листочек вычистили и отполировали. Даже темные расселины, похожие на глубокие складки на гранитном теле сопок, и те в лучах восходящего солнца стали густо–синими, как омуты на реке.
«Хорошо», — подумал лейтенант и приказал наступать. Осторожно всплескивая воду в торфяных лужах, перешли болото. Затем сапер провел роту через проходы в спиралях Бруно, коротким рывком пересекли шоссе и вышли на склон. Там, впереди, хорошо заметный, полз сержант–сапер с химическими треугольниками на петлицах. Вместе со своим напарником он делал проход в минном поле. Разыскивал крошечные, хитро замаскированные проволочные усики. Задень их — и бугорок взлетит красным пламенем — оглушительный взрыв, клок бурого дыма на граните…
Саперы то и дело останавливались, проворно раскапывали хитрую маскировку мин, короткими взмахами рук что–то выдергивали и двигались дальше. Дремов подождал, пока сержант не показал, что путь свободен, и приказал ползти вверх по склону на Горелую сопку. Каждый знал, что саперы сделали проход в минном поле, и все–таки каждому хотелось стать легким, невесомым.
Старшина Шовкун увидел, как впереди, во впадинке, поросшей низкими кустиками, метнулись быстрые тени.
«Охранение, — догадался старшина. — Засекли. Сейчас начнут…» Он невольно прижался к земле, ожидая пулеметной очереди.
Немцы молчали.
Перекинув через локоть ремень автомата, лейтенант Дремов полз метрах в двадцати позади Шовкуна. За ним двигался Кумарбеков, которому лейтенант приказал держаться рядом. Вообще по боевому уставу станковый пулемет не полагалось тащить в цепи наступающих. Но по уставу не полагалось и посылать роту в такую атаку. Пулемет Кумарбекова было единственное, что как–то могло прикрыть роту. Чтобы удобнее было катить по склону тяжелый «максим», Кумарбеков раздобыл у связистов два куска кабеля и устроил лямки для себя и для второго номера. Тащить пулемет на лямках было удобно, но железные колеса его грохотали по граниту, как кованая бричка по булыжной мостовой.
Один этот грохот, который наверняка разносился на полкилометра, уже давным–давно должен был разбудить егерей на всей Горелой сопке.
Время от времени Дремов оглядывался и зло шипел на Кумарбекова. Тот жмурил глаза и улыбался в ответ. Ему нравилось, что сейчас на всю округу единственным звуком было тарахтенье колес его пулемета.
По шершавому граниту ползти было удобно. Вытянутая рука прочно ложилась на камень, ноги выискивали крошечные выбоинки и с упора подталкивали тело. Шинель легко скользила по камню, еще сыроватому от ночной росы.
