Меллори не двигался. Абсолютно спокойно наблюдая за немцем, он ругал себя в душе за собственную глупость. Не оставалось сомнения, что Шкода его убьет. Однако Меллори не собирался умирать. Он знал, что раньше умрут Шкода и Андреа. Шкода — от ножа Андреа, Андреа — от пуль часовых. Нож — единственное оружие, оставшееся у грека. Андреа сделал вид, что вытирает кровь с лица рукавом. Его пальцы были в нескольких дюймах от ножен. «Дурак, дурак собачий», — снова и снова повторял про себя Меллори. Он скосил глаза на ближайшего часового. Тот стоял футах в шести-семи от него. «Часовой прикончит раньше, чем успеешь добраться до него, — подумал Меллори. — Очередь шмайсера разрежет пополам. Но надо попытаться, — решил Меллори. — Надо помочь Андреа любым способом».
Шкода выдвинул ящик, вытащил пистолет.
«Автоматический, — машинально отметил Меллори. — Маленькая вороненая курносая игрушка.
Опасная игрушка. Именно такой пистолет и должен иметь Шкода...»
Гауптман неторопливо нажал кнопку, вынул и проверил обойму, ладонью вогнал ее обратно в магазин, щелкнул предохранителем и только после этого взглянул на Меллори. Глаза его ничуть не изменились. Они были холодны, темны и пусты, как обычно. Меллори бросил взгляд на Андреа и заставил себя опустить глаза. «Так вот, — подумал он в ярости, — вот как умирают чертовы дураки, такие, как я». Неожиданно он успокоился. Опять скосил глаза в сторону Андреа. Заметил, что громадная лапа грека опускается и в ней нет ножа.
Возле стола послышалась возня. Меллори оглянулся: Турциг прижал руку Шкоды с пистолетом к зеленому сукну.
— Только не это, — просительно сказал Турциг. — Только не это.
— Уберите руки, — прошипел Шкода. Его неподвижные пустые глаза сверлили Меллори. — Уберите руки, говорю вам, если не хотите отправиться на тот свет вместе с капитаном Меллори.
— Вы его не можете убить, герр гауптман, — настаивал Турциг. — Приказ герра коменданта достаточно ясен, гауптман Шкода. Командира группы нужно доставить живым.
— Его могли убить при попытке к бегству, — низким голосом сказал Шкода.
— Это не получится, — покачал головой Турциг. — Придется убить их всех. Иначе они скажут, как было дело, — он отпустил руку Шкоды. — Господин комендант приказал доставить командира живого, но не указал, насколько живым и в каком состоянии. — Он доверительно понизил голос. — У нас могли возникнуть какие-то осложнения, когда мы пытались заставить капитана Меллори говорить, — пояснил он.
— Как? Как вы сказали? — Отвратительная улыбка неожиданно блеснула на лице Шкоды, и он пришел в равновесие. — Вы слишком усердны, лейтенант. Напомните мне, чтобы я поговорил с вами на эту тему. Вы меня недооцениваете: это я и хотел сделать — заставить Меллори говорить под страхом смерти. А вы все испортили. — Лицо его улыбалось, голос звучал легко. Но у Меллори не было на этот счет иллюзий: молодой лейтенант из горного батальона фактически спас ему жизнь. С таким человеком, как Турциг, можно легко подружиться, если бы не эта проклятая война. Шкода снова стоял перед ним. Пистолет остался на столе.
— Ну ладно. Оставим глупости. Не правда ли, капитан Меллори? — Белые зубы немца так и сияли в тусклом свете электрической открытой лампочки. — Ведь у нас впереди еще целая ночь.
Меллори посмотрел на него и отвернулся. В караульном помещении было душно, но он почувствовал, как неприятный холодок пробежал по телу. Стоящий перед ним немец весь был пропитан злобой. Меллори видел это.
— Но-но-но, теперь-то мы стали неразговорчивы, а, мой друг? — Он что-то замурлыкал под нос, потом резко вскинул голову, улыбка стала еще шире. — Где взрывчатка, капитан Меллори?
— Взрывчатка? — Меллори вопросительно поднял бровь. — Не знаю, о чем вы говорите.
— Так. Значит, не помните?
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Так, — Шкода снова что-то замурлыкал и подошел к Миллеру. — Ну, а вы, друг мой?
— Конечно, я помню, — весело сказал Миллер. — Капитан ошибся.
— Вот и умница, — проворковал Шкода. Но Меллори мог поклясться, что в голосе немца звучали нотки разочарования. — Продолжайте, друг мой.
— Капитан Меллори не замечает деталей, — растягивая слова, сказал Миллер. — В тот день я был с ним. Он оскорбил благородную птицу. Это был гриф, а не марабу...
