— Скополомин! На умирающем? — Миллер не поверил.
— А почему нет? Я бы и сам поступил так же. Если бы ты был немцем и знал, что твои большие орудия и половина гарнизона крепости в любую минуту могут полететь ко всем чертям, то, наверно, поступил так же.
Миллер посмотрел на него, криво усмехнулся и покачал головой.
— Я со своим...
— Знаю я. С твоим болтливым ртом, — Меллори улыбнулся и хлопнул его по плечу. — Мне это нравится не больше, чем тебе, Дасти. — Он отвернулся и отошел к противоположной стене пещеры, — Как себя чувствуешь, шеф?
— Не так уж плохо, сэр, — Кейси Браун только что проснулся. Дрожа всем телом в мокрой одежде, он спросил: — Что-то произошло?
— Сколько угодно, — заверил его Меллори, — сюда идут немцы. Через полчаса придется уходить, — он глянул на часы. — Ровно в четыре. Как вы думаете, нельзя ли связаться с Каиром?
— Бог его знает, — откровенно признался Браун. Он с трудом встал на затекшие ноги. — Вчера с рацией не слишком деликатно обходились. Но я попробую.
— Спасибо, шеф. Смотри, чтобы твоя антенна не торчала над гребнем. — Меллори повернулся и хотел было выйти из пещеры, но задержался возле Андреа, сидевшего на валуне возле входа. Ой напряженно склонил голову. Андреа только что кончил пристраивать телескопический прицел к карабину и занимался тем, что заворачивал ствол и приклад в спальный мешок. Наконец карабин превратился в белый кокон.
Меллори молча следил за его манипуляциями. Андреа глянул на него снизу вверх, улыбнулся, поднялся на ноги и потянулся к рюкзаку. Через полминуты он облачился в белый масккостюм и плотно затянул шнурки капюшона. Потом надел Мягкие брезентовые сапоги, взял маузер и снова улыбнулся.
— Я тут подумал, может, мне пройтись, капитан, — сказал он извиняющимся тоном. — Конечно, с вашего разрешения.
Меллори несколько раз мотнул головой, что-то с трудом припоминая.
— Ты сказал, чтобы я ни о чем не беспокоился, — пробормотал он. — Мне надо было догадаться, а тебе стоило сказать, Андреа. — Но протестовал он слабо. Он не чувствовал раздражения при таком посягательстве на свой авторитет. Андреа никак не мог отвыкнуть от офицерских привычек: самому принимать решения. Когда он спрашивал одобрения или совета, то скорее проявлял вежливость или просто информировал. Меллори не возражал. Облегчение и чувство благодарности к улыбающемуся гиганту — вот что он ощущал. С Миллером он говорил о Стивенсе небрежным и безразличным тоном. Только для того, чтобы спрятать свою горечь от необходимости поступать так жестоко с раненым парнем. Но и сам он даже не предполагал, как тяжело и больно станет сердцу от принятого решения. А теперь оказалось, что оно не обязательно.
— Извините меня, — с хмурой улыбкой сказал Андреа. — Я должен был сказать вам... Я-то думал, вы догадались. Это ведь лучший выход из положения, не так ли?
— Только это и можно сделать, — откровенно признался Меллори. — Ты хочешь увести их вверх, к перевалу.
— Другого пути нет. На лыжах, вниз по склону, они через несколько минут догнали бы меня. Я, конечно, не могу вернуться, пока не стемнеет. Вы будете здесь?
— Кто-нибудь из нас останется, — Меллори взглянул в сторону Стивенса, растиравшего ладонями усталые глаза. — Нам нужны еда и топливо, Андреа, — сказал он тихо, — этой ночью я пойду в долину.
— Да, да, конечно, мы должны сделать все возможное, — серьезно, почти шепотом ответил Андреа. — Пока можем. Он еще мальчишка, совсем ребенок. Может быть, это и ненадолго... — Он отвернул полог и поглядел в вечернее небо. — К семи часам я вернусь.
— В семь, — повторил Меллори. Небо уже потемнело от тяжелых облаков. Порывы ветра поднимали снежные вихри и сметали их в неглубокую впадину перед пещерой. Меллори вздрогнул и схватил могучую руку грека. — Ради бога, Андреа, — спокойно потребовал он, — береги себя.
Береги себя, безрадостно улыбнулся Андреа, мягко высвобождая руку. — Обо мне не думайте, — его голос был спокоен и доброжелателен. — Если ты и хочешь помолиться, то моли бога за тех несчастных, которые вздумали охотиться за нами. — Он вышел, полог опустился за ним.
