– Здравствуйте, Галя, это Наташин муж. Вы не видели ее сегодня случайно? Она вам не звонила?
Потом – Нина.
Какие-то Стеша, Лора, Катя. Никто ничего не знает. Долистав книжку до буквы "я", Фокин отложил ее в сторону. «Высушим и по почте перешлем...»
Майор поставил бутылку на трюмо, глянул на себя в зеркало. Он там не помещался: метр девяносто в холке, маленькие, широко посаженные серые глаза, некрасивая, но мужественная репа, волевой рот. Тридцатипятилетний майор ФСБ, перспективный сотрудник... И вряд ли кто-то захочет сделаться его смертельным врагом...
Фокин не успел додумать: телефон вдруг зазвонил резко и пронзительно. Майор сорвал трубку с рычага.
– Да. Алло!
Треск и шипение, гул проезжающих машин. И кто-то дышит в трубку таксофона.
– Говорите! – рявкнул Фокин. Он уже знал, что сейчас услышит.
– А баба у тебя ништяк, слышь, да?.. – пробился сквозь помехи сипловатый блатной голос. – В бойлерной. Пошарь-ка в бойлерной на всякий случай, ага. Совсем обнаглел, козел, слышь, да? А за твою наглость баба расплатилась, ага. Дергай из Москвы, падаль, ага. А то и тебя так сделаем, слышь, да?
* * *
– Два ребра, разрыв левого яичника, небольшое сотрясение... Больше ничего серьезного: ссадины, гематомы. – Дежурный хирург хмуро смотрел в сторону. – Дело преходящее. Будет жить.
Фокин продолжал сверлить его глазами, возвышаясь молчаливым мрачным утесом – метр девяносто – посреди больничного холла.
– Что еще?
– Еще...
– Еще что?! – рыкнул он. Доктор пожал плечами.
– Не знаю. Мазки взяли. Когда биология будет готова, может, и прояснится... Это уже не по моей части.
Фокин плотно закрыл глаза. Он первый зашел в подвал и все видел. Для него все было ясно.
– Говорить с ней можно? Хирург замялся.
– Только следователю.
– Я и есть следователь!
Отодвинув врача корпусом, он протиснулся в обшарпанную дверь. Палата была большая, коек на двенадцать. Стоны, бред, острые запахи лекарств и человеческой боли.
Жена лежала у стены, невероятно бледная и потускневшая – подбитая райская птица, оплетенная какими-то уродливыми трубками, шею обхватывает высокий гипсовый воротник («Что-то с шеей, а этот коновал ничего не сказал», – подумал Фокин), вокруг губ – синий венец кровоподтека. Или засоса?
– Наташ.
Он нашел ее руку под одеялом. Наташа открыла глаза. В них была пустота и ужас.
– Сколько их было? – спросил Фокин. – Ты рожи их запомнила?
Наташа смотрела перед собой. Губы дрожали.
– Не бойся. Я их на куски порву! Глаза снова закрылись. Фокин знал этот «синдром потерпевшего». Бегство от действительности, боли, стыда.
– Двое, – сдавленно произнесла она. – Сначала один, потом другой... Лиц не видела, было темно...
– А говорили что? – Вопросы задавал не убитый горем муж, а следователь. Или, скорее, мститель.
– Пугали. Говорили, чтоб уезжали. Вспомнили какого-то Татарина. И еще... Один сказал, что это не приказывали... Она зарыдала. Сначала тихо, потом все громче.
– Уедем отсюда... Сегодня же! Сейчас!!
Наташа кричала во весь голос, но получалось хрипло и тихо. Фокин развернулся. У двери немым укором стоял доктор.
– Сделайте укол, – приказал майор. – И переведите ее в нормальную палату. Где у вас главврач?
* * *
– Так почему ты пропадал целых шесть лет? Я спрашиваю, спрашиваю, а ты не отвечаешь...
Тонкие пальцы с острыми коготками прошлись по животу, скользнули ниже... Но Макс был опустошен до предела и ничего, кроме щекотки, не испытывал.
– Меня сбила машина, и я потерял память. В командировке, в Тиходонске... Лежал в психушке, потом работал на заводе... Понемногу пришел в себя и вернулся.
Маша фыркнула и убрала руку.
– Вот тебе раз! Ты же работал дипкурьером и ездил в Париж, Нью-Йорк, Амстердам... Как ты попал в этот зачуханный Тиходонск? Что это за командировка? Да и вообще... Странно как-то! Ты не хочешь сказать мне правду?
– Это и есть правда. – Макс сел и быстро надел трусы. – Хотя ложь могла быть гораздо убедительнее. Но я проголодался.
– Давай сходим куда-нибудь поужинать. А то мы уже второй день не выходим из дома – разве это правильно?
– Давай. – Макс подошел к окну и осторожно выглянул из-за занавески. Сгущались сумерки, снег отливал голубизной. Припаркованные возле дома машины казались пустыми.
