И сейчас Егор Петрович вынул трубку, что-то крикнул на ухо племяннику. Володя выключил мотор.
Низкорослый, широкоплечий, почти квадратный, Егор Петрович проворно сошел на землю:
— Завтрак готов? — спросил он у Юльки.
— Готов!
— Живо! Подавай на стол. Нам некогда разводить турусы на колесах!
Юлька побежала подавать завтрак.
На линейке к завтраку прикатили Федя и Акимыч.
Федя и Юлька — сверстники. Их дворы разъединены забором. Учатся они в одной школе, в четвертом классе. От солнца волосы у Феди вылиняли, как сатиновая рубаха. Еще больше пострадал нос: он стал похожим на лиловый цветок татарника.
Федя быстро поел, встал из-за стола, посмотрел на Юльку:
— Ты что делаешь?
— Работаю. Бабушке помогаю.
Федя усмехнулся:
— Тоже, работница! Небось, воду таскаешь да моешь посуду? Вот мне так трудодни записывают!
— За что?
— Начальство вожу по бригадам! Председателя, агронома и бригадира.
Федя хлестнул кнутом, не оглядываясь, пошел к лошадям.
Юлька обиделась.
Она вышла в сад, села под дерево и, положив голову на колени, задумалась: «Разве помогать бабушке, таскать воду и чистить картошку не работа? Небось, из грязной посуды не стал бы есть… А когда ел наш завтрак, так за ушами трещало!..»
Юлька пожалела, что не сказала этого Феде.
Чуть слышно перешептывались листья сирени. Казалось, будто рядом кто-то читал книгу, осторожно листал страницы.
Юлька задремала и видела раскаленную кухонную плиту, Федю и громадные сапоги-скороходы Акимыча.
Юльку разбудила бабушка. Они стали готовить механизаторам обед, потом ужин.
В сумерках степь была не такой, как днем. Она как будто начиналась от Юлькиных ног и, шагнув далеко вперед, распахнулась от восхода до заката солнца. Там, где обычно садилось солнце, виднелась полоска зари, а по всему полю, мигая сверкающими ресничками, двигалась в сумерках частая цепочка огней. Их мерцающий свет напоминал далекие звезды.
Даже в сумерках Юлька безошибочно могла бы указать участки, где сейчас работали Александр Смышленный с Егором Петровичем.
Огоньки в степи то сходились, то расходились, то, спрятавшись в лощине, через минуту появлялись уже на новом месте.
Неожиданно в небе вспыхнули три разноцветных огонька — красный, зеленый и желтый. Они стремительно летели над степью. Послышался далекий нарастающий гул.
Проводив взглядом самолет, Юлька спохватилась:
— Что ж я стою? А кто будет разводить плиту? Кормить косарей?
Она поняла, что от бригады ушла далеко и нужно было возвращаться.
Всходила луна. В полосу отраженного водой лунного света влетела ночная птица. Она испуганно взмахнула крыльями, шарахнулась в сторону. Долго было видно, как по земле катилась сопровождавшая ее тень.
Юлька услыхала фырканье лошадей, стук колес и заунывную тягучую песню. Такие песни поют чабаны, и единственными их слушателями бывают степь и овечьи отары. Когда подвода поравнялась с Юлькой, девочка ласково и заискивающе обратилась к вознице:
— Дяденька, подвезите к четвертой бригаде. Мне надо кормить косарей.
Тот, кого Юлька назвала «дяденькой», откинул с лица капюшон плаща, рассмеялся. Юлька узнала Федю. Обиду, нанесенную во время завтрака, она забыла:
— Я тебя посчитала за чужого дяденьку!
«Дяденька» солидно спросил:
— Ты чего бродишь одна в степи? Садись, подвезу!
Федя не останавливался на перекрестках в поисках дороги. Он хорошо знал степь и безошибочно определял нужное направление. Минут через десять он остановил лошадей на знакомой поляне.
— Слазь! — сказал он Юльке. — Приехали!
Каждый раз между обедом и ужином, когда на кухне было мало работы, Юлька бежала в степь смотреть, как работают самоходные комбайны.
До чего же умно сработана машина! Сам и ходит, и косит, и подбирает валки, и обмолачивает зерно, и складывает солому. Только на колхозных полях и работать комбайну!
Спереди ему навесили подборщик. Это — железный червяк и железная расческа, сделанная из толстой проволоки. Расческа поднимает с земли валки, а червяк толкает их на хедер. С хедера полотняный транспортер несет валки в барабан. Сколько ни пихай в отверстие валков, сколько ни подавай, — все мало! Ест, ест и — не наедается!
