Но скоро стала бросаться в глаза разница и в пейзаже и в быте окрестных жителей. Дороги, выложенные белым щебнем, обсажены по бокам плодовыми деревьями, поля пестрят межами, хутор от хутора отстоит нередко на несколько километров. Живут, видно, неплохо. Крыши домов и сараев покрыты листовым железом, красной черепицей или шифером. Перед усадьбами — клумбы с георгинами, высокими гладиолусами, кусты роз. Железный ветряк качает воду в дом, в коровник и в свинарники. От столбов на шоссе отводы телефонных проводов к хуторам.
Все это разглядываю мельком, пока шагаю по шоссе, догоняя ушедшую вперед часть. Дорога сворачивает в лесок — совсем небольшой по нашим российским масштабам. Здесь сосредоточиваются полки 21-й гвардейской Невельской стрелковой дивизии.
Немцам удалось наконец закрепиться на каком-то промежуточном рубеже, они стали в оборону. Началась наша работа.
Я снова с Клавой. Но если кто-нибудь из девушек заболевает, мы меняемся напарницами.
Как-то мы вышли на «охоту» с Лидой Ветровой. За окопами боевого охранения тянется ничейная земля, дальше, по скату оврага, проходит первая линия немецких траншей. Вблизи переднего края противника большой деревянный дом, неизвестно как уцелевший от артиллерийского огня.
Целый день мы с Лидой провели в засаде, но так и не сделали ни одного выстрела: у немцев траншеи полного профиля, лишь изредка мелькнет над краем бруствера верхушка железной каски. Бить по ней бесполезно, в лучшем случае пуля срикошетит.
Разведчики посоветовали присмотреться к дому на передовой. Не прячется ли вражеский наблюдатель на чердаке? Оттуда удобно засекать огневые точки, следить за движением в глубине нашей обороны.
Мы всегда старались действовать в контакте с разведчиками. Помню, на участке нашего 59-го полка ребята долго не могли взять «языка». Как правило, в поиск они уходили в темноте. Немцы знали это и по ночам особенно бдительно наблюдали за передним краем: без конца пускали ракеты, то и дело прошивали «нейтралку» пулеметной строчкой. Спали, очевидно, днем.
— Ну что ж, коль ждут нас ночью — нагрянем в гости средь бела дня, — решили разведчики.
Примерно в полукилометре от наших позиций была высота, занятая противником. Местность перед вражескими дзотами минирована, под самой высотой — проволочные заграждения. Именно здесь решили брать «языка» разведчики. Может ли враг помыслить, что в таком почти неприступном месте, да еще белым днем русские решатся на вылазку?
Рано утром группа захвата неслышно, ползком, добралась до проволочного заграждения. Разрезали колючую проволоку, сняли несколько мин. Впереди щерился прорезями бойниц ближний дзот.
Девушки-снайперы, с которыми разведчики договорились заранее, с утра вели методический прицельный огонь по амбразурам дзотов, по всем ранее засеченным целям. Надо было «ослепить» противника, не дать ему поднять голову, чтобы не заметил, что делается у него под самым носом.
По сигналу командира удальцы бросились к выбранному дзоту. Глубокие, в рост человека, земляные ходы пусты: верно, гитлеровцы отдыхают. Лишь за изгибом траншеи, у бойницы, стоя дремал солдат. Услышав топот, он закричал от страха, но тут же был сражен из автомата.
Крик и выстрелы, видимо, всполошили врага. В траншее замелькала серая пилотка гитлеровца, бегущего навстречу разведчикам.
— Будем брать живым! — скомандовал командир.
Показавшийся из-за поворота траншеи немец — это был офицер — держал в руке пистолет. Он успел дважды выстрелить в нашего командира, но, по счастью, промахнулся. Третью пулю послать ему не удалось: длинная очередь из автомата перерезала его почти пополам.
Разведчики кинулись по ходам сообщения. Но фашистские вояки, сообразив, что в их траншеях хозяйничают русские, удирали с высоты. Разведчики провожали их огнем из автоматов.
Насыпав земли в ствол миномета, стоявшего на земляной площадке, ребята подобрали планшет убитого немецкого офицера и повернули назад. Так быстро все произошло, что потерь с нашей стороны не было, никто даже не был ранен. Немцы опомнились и открыли огонь, когда разведчики уже вернулись в свои окопы.
