Выбор непростой. То, что далеко не каждый готов разменять предсказуемую карьеру на госслужбе или в крупной корпорации на неверную судьбу предпринимателя, – отнюдь не исключительно российский феномен. В США и Европе тоже далеко не всякий владеет собственным бизнесом. В современной российской ситуации удручает другое – динамика. Лет десять назад желающих уйти в самостоятельное плавание было гораздо больше.
Кое-кто, впрочем, даже готов утверждать, что, мол, проснувшаяся в массах в лихие 90-е страсть к предпринимательству – явление конъюнктурное. Жить было не на что, вот народ и пошел торговать на рынки. И это, наверное, во многом верно. Но вот что действительно удивляет – так это скорость адаптации большинства населения к новым условиям. К рынку, свободной торговле, возможности открыть свое дело.
Удивляет, если не знать, что даже в условиях СССР частной предпринимательской деятельностью были охвачены десятки миллионов человек. Во времена, когда занятие это официально считалось не то что предосудительным, а подсудным делом.
...
…Душевнобольные фанатики без ума и фантазии судили нас.
Умеющих, думающих, производящих. Судили. Судили созидателей!
Член областного народного суда Абиль Акопянович Крикбаев, обозвав меня бездельником, жуликом, хапугой, спрашивал:
– Что вы, Шерман, делали там?
– Работал, – говорю. – Ничего не делал бы – пиломатериалов в совхоз не приходило бы.
– Врете вы, Шерман! Сядете!
Это он мне. Ну что тут скажешь? Знает человек, что делает…
«Записки советского брокера», Марк Шерман
Году примерно в 85-м в нашей жизни произошло серьезное изменение. Мой отец – ведущий инженер военного КБ, разрабатывавшего противотанковые ракеты, переносные зенитные комплексы и прочее чудо-оружие – наконец-то купил коляску к мотоциклу. Наш двухцилиндровый «ижак», куда с грехом пополам, но мы могли усесться вчетвером, всей семьей – я на баке, папа за рулем, мама – сзади, а брат – между ними, – превратился из пассажирского транспортного средства в грузовое.
Отец собрал из досок раму и установил ее на коляску вместо люльки, где должен сидеть пассажир. На получившейся грузовой платформе можно было перевозить килограммов 200 груза. В нашем случае – свежескошенной травы или сена. Мы к тому времени развели кроликов, которые, как известно, дают не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического мяса.
Зачем подающему надежды молодому специалисту одного из ведущих военно-промышленных предприятий возиться со всякой ерундой? Что еще за кролики? Ответ прост – в нашем родном городе Коломна мясо года с 80-го водиться в магазинах перестало. Ездить за ним в Москву? Мы пробовали. И тот, кто впихивал себя на Казанском вокзале вместе с клокочущей толпой в заплеванную «рязанскую» шестичасовую электричку, поймет меня, если я скажу, что это отнюдь не легкое дело.
Жить полунатуральным хозяйством было заметно проще. Тем более что родители, не дождавшись квартиры в Коломне, купили частный дом и перебрались в один из пригородов.
Вслед за кроликами появились куры. Потом пара свиней, козы. Сено мы по-прежнему косили сами. Но где взять остальной корм? Картошку, кормовую свеклу, комбикорм, зерно? Теоретически, наверное, существовали и легальные пути. Но на практике мы общались с мужиками из местного совхоза, которые были готовы за бутылку достать практически что угодно. И доставали.
Пиком нашей сельскохозяйственной активности стала «огуречная кампания». Три или четыре года подряд мы занимали огурцами половину участка, солили урожай (получалось две 100-литровые бочки) и потом под Новый год продавали соленые огурцы на Рижском рынке в Москве. Не то чтобы это приносило большие деньги. Но сводить концы с концами – помогало.
Все это происходило, напомню, в середине 80-х. Перестройка, может быть, уже и началась, но до нас как-то еще не дошла. Советский Союз был крепок. Спекуляция и прочие виды нетрудовых доходов официально всячески порицались. На людей, похожих на частников, т. е. промышлявших самостоятельной экономической деятельностью, власти смотрели с недобрым прищуром. Но это я сегодня говорю, зная, что да как, задним числом, в основном из специализированной литературы. А тогда, в 80-х, ничего неправильного в том, что мы делали, я не замечал.