Она смеется над тем, как старомодно это звучит. Я чувствую, что краснею.
– Прежде чем что-то сказать, я хочу, чтобы ты как следует подумала, – говорю я ей. – Я окажусь в трудном положении, когда сознаюсь, что провел ночь с тобой. Существуют законы поведения… этика. Ты – моя бывшая пациентка.
– Но это было много лет назад.
– Все равно. Многие и так смотрят на меня косо из-за моей работы с проститутками. И они дружно набросятся на меня за это… за тебя.
Ее глаза вспыхивают:
– Они могут не узнать. Я пойду в полицию и подам заявление. Я скажу им, что ты был со мной. Остальным знать не обязательно.
Я пытаюсь собрать всю доброту, которая у меня осталась, но мои слова все равно звучат резко:
– Представь на мгновение, что случится, если мне предъявят обвинение. Тебе придется давать показания. Обвинение будет всеми способами пытаться дискредитировать мое алиби. Ты – бывшая проститутка. Ты сидела в тюрьме за нанесение телесных повреждений. Ты также моя бывшая пациентка. Я встретил тебя, когда тебе было только пятнадцать. Сколько бы мы ни говорили им, что это была лишь одна ночь, они все равно решат, что это нечто большее… – Я замолкаю, ковыряя вилкой недоеденные макароны.
Элиза щелкает зажигалкой. Пламя отражается в ее горящих глазах. Я никогда не видел, чтобы она была так растеряна.
– Я предоставлю тебе право решать, – мягко говорит она, – но я хочу сделать заявление. Я не боюсь.
– Спасибо.
Мы сидим в тишине. Через какое-то время она снова протягивает руку и сжимает мою ладонь.
– Ты так и не сказал мне, почему был расстроен в тот вечер.
– Теперь это уже не важно.
– А твоя жена очень переживает?
– Да.
– Ей повезло, что у нее есть ты. Надеюсь, она это понимает.
Открыв дверь кабинета, я понимаю, что в комнате кто-то есть. Хромированные часы над стеллажом показывают половину четвертого. Напротив книжного шкафа стоит Бобби Моран. Он как будто возник из воздуха.
Он резко поворачивается. Не знаю, кто из нас более изумлен.
– Я стучал. Никто не ответил. – Он опускает голову. – Мне было назначено, – говорит он, словно читая мои мысли.
– Разве вам не нужно приходить с адвокатом? Я слышал, что вы подаете на меня в суд за клевету, злоупотребление доверием и что он там еще откопал.
Бобби выглядит смущенным.
– Мистер Баррет говорит, что мне надо все это делать. Он говорит, я могу получить много денег. – Протиснувшись мимо меня, он встает рядом со столом. Он очень близко. Я чувствую запах жареного теста и сахара. Влажные волосы приклеились к его лбу, образуя рваную челку.
– Зачем вы пришли?
– Я хотел вас увидеть. – Его голос звучит угрожающе.
– Я не могу вам помочь, Бобби. Вы не были со мной честны.
– А вы всегда честны?
– Я пытаюсь.
– Как? Говоря полиции, что я убил эту девушку?
Он берет со стола круглое стеклянное пресс-папье и взвешивает его в правой руке, потом в левой. Подносит его к свету.
– Это магический кристалл?
– Пожалуйста, положите на место.
– Почему? Боитесь, что я опущу его вам на голову?
– Почему бы вам не присесть?
– После вас. – Он показывает на кресло. – Почему вы стали психологом? Разрешите, я угадаю… Отец-тиран и сверхзаботливая мать. Или темная семейная тайна? Родственник, который начал выть на луну, или любимая тетя, которую пришлось запереть?
Я не доставлю ему удовольствия, показав, как близок он к правде.
– Я здесь не для того, чтобы разговаривать о себе.
Бобби смотрит на стену за моей спиной.
– Как вы можете вешать здесь диплом? Это издевательство! Три дня назад вы думали, что я совершенно другой человек. И все же вы собирались предстать перед судом и указать судье, стоит ли меня изолировать или отпустить. Что дает вам право разрушать чужую жизнь? Вы меня не знаете.
Слушая его, я чувствую, что наконец-то разговариваю с настоящим Бобби Мораном. Он бросает пресс-папье на стол, и оно медленно катится и падает мне на колени.
– Вы убили Кэтрин Макбрайд?
– Нет.
– Вы знали ее?
Он смотрит мне прямо в глаза.
– Не очень-то хорошо у вас получается. Я ждал от вас большего.
– Это не игра.
– Нет. Это важнее.
Мы глядим друг на друга в молчании.
– Бобби, вы знаете, кто такой патологический лжец? – наконец спрашиваю я. – Это тот, кому легче солгать, чем сказать правду в любой ситуации, независимо от обстоятельств.
