На загорелом лице Таггарта зубы сияли белизной арктического снега.
— Уж извините за доставленные неудобства, мистер Рафферти. Но я должен задать вам еще пару вопросов, а потом вы сможете уйти.
Митч мог бы ответить пожатием плеч, кивком, но подумал, что молчание может быть неправильно истолковано: человек, которому нечего скрывать, должен вести себя более раскованно.
И после короткой заминки, которую, увы, могли воспринять как обдумывание дальнейших действий, он ответил:
— Я не жалуюсь, лейтенант. С тем же успехом застрелить могли и меня. И я рад тому, что жив.
Детектив вроде бы пытался изображать своего парня, да только глаза у него оставались хищными, словно у ястреба, и зоркими, будто у орла.
— Почему вы так говорите?
— Ну, когда выбирают случайных жертв.
— Мы не знаем, случайная ли это жертва, — покачал головой Таггарт. — Более того, улики говорят за то, что убийство тщательно готовилось. Один выстрел, точное попадание.
— Разве безумец с винтовкой не может быть метким стрелком?
— Абсолютно. Но безумцы обычно стремятся максимально пополнить свой лицевой счет. Психопат с винтовкой наверняка пришил бы и вас. А этот парень точно знал, в кого стрелять.
И пусть чувства Митча противоречили логике, он полагал, что в какой-то степени несет ответственность за эту смерть. Убийство совершили исключительно для того, чтобы убедить его в серьезности намерений похитителей Холли и не позволить обратиться в полицию.
Бросив взгляд на труп, который лежал на другой стороне улицы (вокруг еще работали эксперты), Митч спросил:
— Кого убили?
— Мы еще не знаем. При нем нет ни удостоверения, ни бумажника. Вам не кажется это странным?
— Если выходишь из дома для того, чтобы выгулять собаку, бумажник не требуется.
— Для большинства людей это привычка, — возразил Таггарт. — Они берут с собой бумажник, даже когда моют автомобиль.
— Как же вы его опознаете?
— На ошейнике его собаки нет пластинки с выгравированными кличкой и адресом. Но пес ухоженный, прямо-таки выставочный экземпляр, поэтому, возможно, в него вживлен идентификационный чип.
Золотистого ретривера перевели на противоположную сторону улицы, привязали к стойке почтового ящика, и теперь он лежал в тени, благосклонно принимая восхищенные взгляды тех, кто проходил мимо.
Таггарт улыбнулся.
— Золотистые — самые лучшие. В детстве у меня был такой. Я его очень любил.
Взгляд детектива вернулся к Митчу. Улыбка осталась на месте, да только от нее повеяло морозом.
— Вернемся к вопросам, о которых я упомянул. Вы служили в армии, мистер Рафферти?
— В армии? Нет. Я выкашивал лужайки для одной компании, прошел курс «Декоративное садоводство» и создал собственную фирму через год после окончания средней школы.
— Я подумал, что вы могли служить в армии. Поскольку выстрел вас не испугал.
— Еще как испугал, — заверил его Митч.
Прямой взгляд Таггарта пронзал насквозь.
Глаза Митча, казалось, превратились в прозрачные линзы, через которые коп, словно микробов под микроскопом, изучал его мысли. Митчу хотелось отвести взгляд, но он не решался.
— Вы услышали выстрел, увидели, как падает мужчина, и поспешили на другую сторону улицы, под пули.
— Я не знал, что он мертв. Подумал, что сумею как-то ему помочь.
— Это делает вам честь. Многие, услышав выстрел, бросились бы искать укрытие.
— Послушайте, я не герой. Наверное, инстинктивное стремление помочь взяло вверх над здравым смыслом.
— Может, этим герои и отличаются от обыкновенных людей. Они инстинктивно находят правильное решение.
Вот тут Митч отвел глаза, в надежде, что его желание разорвать визуальный контакт будет истолковано как смущение.
— Лейтенант, я скорее глупый, чем храбрый. Не остановился, чтобы подумать, что мне может грозить опасность.
— Так вы подумали, что его застрелили случайно.
— Нет. Возможно. Не знаю. Ничего я не думал. Не думал, просто отреагировал.
