Подменыш [Fan Edit] - страница 49
Он сменил имя, после того как уехал отсюда, но это не имеет значения. Наверняка здесь о нём много чего осталось, потому что он был местным. Можно посмотреть ваши архивы, кончая августом и сентябрём пятьдесят девятого? — Он сменил имя после того, как уехал отсюда, но это не имеет значения; здесь о нём должно быть много материалов, потому что он был местным. Можно посмотреть ваши архивы за август и сентябрь пятьдесят девятого? (He’d changed his name after he left here, but that wouldn’t make any difference; there’ll be a lot about him because he was a local boy. Can I look in your files under August and September of 1959?) — рассказчик ищет конкретные материалы о суде (поэтому не «кончая августом и сентябрём», а «за такой-то и такой-то месяц»)
и в зелёных очках: копия киношного газетчика. Второй — жирный, со злобной мордой и тупыми глазами-пуговицами — и с зелёным козырьком как у киношного газетчика; второй — толстяк с серьёзным лицом и тусклыми, тупыми глазами (and a green eyeshade like a movie newspaperman; the other was fat and tough looking with dull, stupid eyes) — очки, видимо, появились от слова shades, означающего тёмные очки, а «глаза-пуговицы», очевидно, из словаря литературных штампов
не продался коммунистам! Уж я бы знал! — не остался с коммунистами! Уж я б такое запомнил! (stayed with the Communists. I’da remembered a thing like that)
Страниц не вырывать. Ничего с собой не уносить — Ничего не вырывать, ничего с собой не уносить, понятно? (you can’t tear out nothing or take nothing out with you, understand?)
он повёл меня в архив — он провёл меня в «морг» (he led me back to the morgue)
Но там ничего не оказалось. Даже за пятьдесят третий, когда производился обмен — Там не было ничего, совсем ничего. Там не было ничего даже за 1953, когда производился обмен (There was nothing, nothing at all. There was nothing for 1953 when the exchange had taken place either)
Я попытался найти газетное объявление о моём рождении, но документы до сорок пятого года не сохранились: старик объяснил, что они «сгорели вместе со старой лачугой» — Тогда я (…), но подшивок до 1945 года не сохранились; (…) они «сгорели, когда сгорела старая контора» (I tried to look up my birth announcement then, but there were no files before 1945; the old man out front said they’d been “burnt up when the old shop burned.”) — «лачуга»?
собрал вещи и отправился на остров — взял сумку и отправился на остров (got my bag and went out to the island)
ребятишек там не оказалось. Было очень одиноко. И очень спокойно — ребятишек там не оказалось; было очень одиноко и очень спокойно (no kids this time; it was very lonely and very peaceful) — никаких изменений, кроме объединения в одно предложение
нашёл пещеру на южной стороне. Лёг на траву, закурил последнюю из двух оставшихся сигарет, слушая плеск волн и глядя в небо — нашёл на южной стороне эту самую пещеру, после чего лёг на траву и выкурил две оставшиеся сигареты, слушая реку и глядя в небо (found this cave on the south side, then lay down on the grass and smoked my last two cigarettes and listened to the river and looked up at the sky) — «последнюю из двух оставшихся» — это как? что произошло с предпоследней?
как уже стемнело. Пожалуй, пора домой — как на́чало темнеть и стало понятно, что пора бы собираться домой (it had started to get dark and I knew I’d better begin the trip home) — started to get dark — ещё не стемнело, а только на́чало
Когда берег реки растворился во мраке, я отправился в пещеру. Спать — Когда стемнело настолько, что противоположный берег реки скрылся из виду, я отправился в пещеру и лёг спать (When it was too dark to see the bank across the river I went into this cave to sleep) — «растворился во мраке» — есть мнение, что Вулф знает все эти книжные красивости не хуже прочих (см. «Книгу Нового Солнца», к примеру), однако здесь он пишет от лица не слишком-то обеспокоенного вычурной прозой человека, который пишет «письмо в будущее» (то же самое можно сказать и о глазах-пуговицах)
Теперь я думаю, что с самого начала понимал: больше мне острова не покинуть
