Из других сотрудников британского посольства стоит упомянуть еще мисс Бренду Трипп. Она сама именовала себя «наполовину человеком науки»; неясным оставалось только, что же представляет собой другая половина. Говорили, что ее направил в СССР Британский совет (организация по культурно-просветительной связи с заграницей, официально считающаяся независимой от Форейн Офис). Советские власти, впрочем, отказались принять мисс Трипп как представительницу этой организации, и она нашла себе прибежище в отделе печати посольства. У этой мисс были изысканные манеры и своеобразная кошачья грация. Ее обязанности состояли, очевидно, в установлении как можно более многочисленных связей с советскими учеными и в организации прямого обмена научными трудами между английскими и советскими учеными кругами.
Но ее расспросы о личной жизни и политических взглядах советских граждан, с которыми она знакомилась, и повышенный интерес к тем, кто когда-либо побывал или собирался побывать в Англии, выходили за рамки любезности, положенной дипломату или даже «наполовину дипломату». Когда в 1945 году группа английских ученых приехала в Советский Союз на юбилейную сессию Академии наук, члены этой группы вполне резонно решили отклонить ее настойчивые предложения оказать им услуги в качестве секретаря-переводчика.
* * *
Вся деятельность «Секретариата по русским делам» направлена на выдумывание антисоветских басен и выуживание оборонных сведений.
Все советские граждане, которых британское посольство почему-либо считает «проанглийски» настроенными, берутся на учет, заносятся в специальные списки по определенным рубрикам и становятся предметом постоянного наблюдения. Впрочем, эта работа не является привилегией секретариата, а входит в круг обычной деятельности посольства и пользуется самым серьезным его вниманием. Известно, что Роберт Данбар, два первых послевоенных года состоявший в качестве пресс-атташе английского посольства и редактором «Британского союзника», незадолго до своего отъезда из СССР просил одного русского знакомого помочь ему в составлении списков советских граждан со сведениями о политических убеждениях каждого и его отношении к советской власти, а также о степени его «доступности».
В силу сплоченности советского общества и в силу бдительности и высокого патриотизма советских людей тем иностранным дипломатам, которые специализировались на выискивании «слабых мест», приходилось ограничивать свою деятельность крохотной горсточкой людей. Старание, с которым сотрудники посольства выискивают эти «слабые места», можно сравнить лишь с тем, как голодная лиса обнюхивает каждую норку в надежде поживиться зазевавшейся полевой мышью. Оброненная кем-нибудь невзначай жалоба или недовольное ворчание служит поводом для ликования всего английского посольства, и советский гражданин, который о чем-либо поговорит с иностранцем, случайно встреченным в троллейбусе или на скамейке в парке, может быть уверен, что все сказанное им будет подробно доложено послу и скорее всего пойдет, в виде доклада, в Лондон с первым же дипломатическим курьером.
Однако эти дипломатические «зондирования» почти неизменно встречают резкий отпор. Однажды в моем присутствии американский дипломат усиленно допытывался у молодого советского писателя, почему тот отказывается «поговорить с ним по душам». Тогда писатель сказал:
«Раз уж вы настаиваете, то скажу вам: потому что мне невыносимо скучно в вашем обществе. От вас я не слышу ничего нового о культуре вашей страны. Ваши друзья, по-моему, совершенно лишены чувства юмора и культурных запросов. Мой желудок не переносит вашей консервированной пищи, и я предпочитаю сигаретам «Лаки страйк» папиросы «Казбек»— они крепче. Мне противно находиться в одной комнате с людьми, которые кладут ноги на стол, и смотреть в лицо человеку, который жует резинку. Меня возмущает, когда молодые иностранные дипломаты, не читающие ни «Правды», ни «Большевика», услышав, что 7 ноября московский митрополит послал поздравление Сталину, заявляют мне, что «революция мертва». Я не могу ответить на их вопросы о ценах на масло в Краснодаре и об условиях жизни в Челябинске. Кроме того, я не люблю людей, которые делают заметки на клочках бумаги, когда я говорю».
