Все согласно кивнули.
— Господа, — вступил в разговор Портос. — Я думаю, что нам надо позаботиться о лорде Винтере. Лучше всего будет закопать его здесь, чтобы не объясняться по поводу тела.
— Я не согласен, — задумчиво сказал Атос, переводя взгляд с жены на убитого. — Мы вполне можем сказать, что нашли его раненым в лесу…
— Убитым, — поправил Арамис. — Рана смертельная, прямо в сердце.
— Убитым, — кивнул Атос. — Я его убил и, хоть и не чувствую особых угрызений совести, ибо он англичанин и хотел тайком убить женщину, но все же хочу, чтобы его похоронили по христианскому обряду.
Арамис согласно кивнул.
Женщин осторожно перенесли в карету. Туда же положили тело лорда Винтера. Поскольку обе были в полубессознательном состоянии, такое соседство не вызвало возражений. Мушкетеры и слуги вскочили на коней, причем Планше исполнял роль кучера, а его лошадь вели в поводу, и кавалькада тронулась в обратный путь.
В монастырь они добрались только под утро. Убитого же оставили в деревне на попечение местного священника.
Монастырь гудел, как улей, встречая странную процессию. Атос конфиденциально поговорил с матерью-настоятельницей и поручил Анну и Констанцию заботам сестер, а заодно попросил не отпускать их из обители до возвращения мушкетеров. Согласие было получено с одной только оговоркой: настоятельница не смогла бы противодействовать распоряжению всесильного кардинала, и тут оставалось надеяться на случай.
Констанция была очень слаба, но находилась в сознании. Все утро д'Артаньян провел в ее келье, утешая и подбодряя ее. Сестры-сиделки только вздыхали, видя такое чувство.
Граф де Ла Фер попрощался с женой более сдержанно. Слишком многое стояло между ними, слишком многое было не сказано, чтобы они могли чувствовать себя свободно друг с другом. Но начало было положено.
— Я ничего не могу обещать, — говорил Антуан, — война еще не окончена, меня, в конце концов, могут убить.
Анна вздрогнула и умоляюще посмотрела на мужа.
— Да-да, сударыня, я не бессмертен. Но я надеюсь все-таки, что этого не случится и я смогу узнать правду о вас… о нас. А тогда — кто знает, что будет тогда… Во всяком случае, желаю вам выздоровления.
— Храни вас Бог, — прошептала Анна, сдерживая слезы. Это было так странно, как будто она снова становилась той, юной графиней де Ла Фер, которая еще умела плакать. Видимо, обет, который она дала тогда, на корабле, не имел уже силы. Анна пообещала себе, что обязательно исповедуется, как только несколько поправится.
Все утро Портос и Арамис провели в ожидании, но отнюдь не томительном. Монашки то и дело сновали мимо по своим делам, не забывая поглядывать на них, так что Арамис снова начал подумывать о духовной карьере.
Наконец Атос и д'Артаньян появились — задумчивые и, соответственно, неразговорчивые, и четверка пустилась в путь.
Три дня спустя четыре мушкетера вернулись в Париж; они не просрочили своего отпуска и в тот же вечер сделали обычный визит господину де Тревилю.
— Ну что, господа, — спросил их храбрый капитан, — хорошо вы веселились, пока были в отлучке?
— Бесподобно! — ответил Атос за себя и за товарищей.
Они вернулись в Ла-Рошель вместе с королем. Монарх был скучен и угрюм, и четыре друга выглядели под стать сюзерену: они ехали все рядом, понурив головы и мрачно глядя перед собой. Точнее, так выглядели Атос и д'Артаньян, а Арамис и Портос только лишь молчали или тихо переговаривались, но все равно общее впечатление было не радостным.
И если граф де Ла Фер думал исключительно о жене, то мысли д'Артаньяна были заняты почти поровну Констанцией и миледи. И если первые вызывали в нем почти детскую радость и надежды на лучшее будущее, то мысли о миледи таковыми не были. Он постоянно вспоминал о своем приключении в особняке на Королевской площади. Атос все знал — д'Артаньян сам рассказал другу. Но тогда они почти ничего не знали о миледи, она просто была их врагом, и Атос ненавидел жену. А что теперь?! Теперь — если супруги помирятся — как граф де Ла Фер отнесется к этому событию в прошлом своей жены и своего друга? Д'Артаньян не находил ответа и не находил покоя.
