Но вместо этого явился Джозеф. Он ворвался в дом, как бы ожидая чего-то, и в недоумении остановился в гостиной, увидев полулежащую в кресле невестку.
— Что с вами, миледи? — осведомился он, ощупывая Анну цепким взглядом. — Вам плохо? Почему вы не в постели? Неужели случилось нечто ужасное?
— Случилось… — через силу ответила Анна. — Мой муж умер…
— А сын?
— Что сын? Почему вас интересует мой сын?
— Просто… Ну, я подумал, что если вы не с ним…
— Я не с ним, потому что ему ничего не угрожает, — с яростью сказала Анна. — И я позабочусь, чтобы ему и далее ничего не угрожало. Вам понятно?!
— Господь с вами, миледи! — воскликнул Джозеф. — Вы как будто подозреваете кого-то в чем-то страшном!?
— Не знаю. — Внезапно Анна почувствовала себя абсолютно обессиленной. — Мне некого и не в чем подозревать. Но я потеряла мужа и не могу вести с вами светскую беседу. Прошу вас, сообщите родственникам о случившемся и оставьте меня одну.
С блеском в глазах Джозеф вышел.
…Похороны мужа Анна помнила плохо. Все было как в тумане, и в поместье она прибыла почти бесчувственная. Несколько месяцев уединенной жизни с детьми, с редкими визитами соседей привели ее в чувство и поселили покой в душе. В то лето она много молилась.
Луи-Гийом проводил с ней много времени. Он почти не играл в обычные игры и мало занимался, но действовал на Анну лучше всяких лекарств и молитв. Он был похож на Антуана, а малыш Джон-Эдуард — на Джорджа, и Анна часто плакала, глядя на двух детей и вспоминая их отцов.
Тогда же преподаватель латыни сказал Анне, что у ее старшего сына упорно сохраняется странное французское произношение, как будто он говорит на родном языке с акцентом, и, кроме того, время от времени он вставляет в речь арабские слова. Анна ему не поверила — ведь дети быстро забывают, но это оказалось правдой, и она наказала учителю всеми силами искоренять у мальчика акцент и запретила ему говорить по-арабски. Но, как потом оказалось, учитель тоже знал арабский, так что хотя мальчик и избавился от акцента, язык он не только не забыл, но стал знать еще лучше.
С началом сезона Анну под опеку взяли свекровь и кузины. Они не оставляли ее одну и очень мило следили, чтобы она как можно меньше чувствовала ужасающую потерю. Анна еще больше сблизилась с ними, а Джозефа велела не принимать и очень холодно обходилась с ним на балах и раутах. Он тоже не очень общался с ней, и тогда же леди Винтер услышала, как его именуют лордом Винтером.
— Милая моя, — сказала ей свекровь умоляющим тоном, — только, ради бога, не обижайтесь. Мальчик хочет казаться значительнее, чем он есть. Ваш сын еще так мал, пусть Джозеф позабавится, может быть, это прибавит ему ответственности.
Анна не стада возражать, тем более, что ее одолевали другие заботы. Герцог Бэкингем возобновил свои ухаживания, не давая прекрасной вдове ни минуты покоя. И теперь леди Винтер не могла ссылаться на долг супружеской верности. Герцог становился все более настойчивым.
В конце концов обстоятельства вынудили Анну объясниться с Бэкингемом. Разговор получился тяжелым, и расстались они почти врагами…
— И все же, сударыня, я рассчитываю, что в будущем вы перемените свое мнение, — заметил герцог Бэкингем, поднимаясь из кресла. — Молодая женщина в вашем положении должна иметь покровителя, если не хочет подвергнуть себя опасности недостойного обращения. Подумайте об этом! Я буду ждать вашего согласия.
Анна пожала плечами и промолчала.
В это же время она познакомилась с французом, графом Рошфором, который, увидев ее, разумеется, тут же влюбился. Он оказался интересным и галантным собеседником и не слишком докучал ей объяснениями в любви.
Как-то Анна вскользь упомянула о своих отношениях с герцогом Бэкингемом, и Рошфор вдруг проявил небывалый интерес.
— Миледи, — сказал он вкрадчиво, — после смерти мужа вы остались без покровительства сильных мира сего. Молодой женщине трудно заботиться о себе. Вы француженка и могли бы принести пользу своей родине и обрести прочное положение в обеих странах под рукой великого человека — кардинала Ришелье. Я мог бы устроить вам встречу с ним, и обещаю вам: вы не пожалеете, что согласились.
